Кирилл Соловьев - Хозяин земли русской? Самодержавие и бюрократия в эпоху модерна

Внешний облик Толстого не соответствовал его репутации. Как вспоминал журналист И. И. Колышко, служивший в 1880-е гг. в МВД, «ведомство боялось Толстого как огня. Губернаторы трепетали перед заветной дверью, за которой благообразный старичок со слезящимися глазами и полинялым голосом учтиво и ласково приглашал их садиться. Толстой был живой иллюстрацией поговорки о мягкой постели и жестком сне».

Д. А. Толстой скончался в 1889 г. в Санкт-Петербурге. После его смерти А. А. Половцов записал в своем дневнике: «Толстой был действительно таким человеком, что никогда, даже в лета молодости, не возбуждал ни в ком сочувствия, симпатии, человеческого чувства. Это был человек жесткий, самолюбивый, холодный, весьма дюжинного ума и чрезвычайного упрямства, которое вследствие ничтожества современников Толстого с успехом заменяло в нем твердость характера. Это был типичный петербургский чиновник с некоторым лоском исторического образования. Своих собственных взглядов он не выработал; он заимствовал их от того или другого человека вследствие такого или иного стечения обстоятельств, но, раз усвоив их, никогда от них не отступал, хотя бы и чувствовал их ложность. Впрочем, чтобы сознать неправду, надо углубиться мыслью в ту или другую сферу мышления, а он этого никогда не делал просто потому, что ему было некогда это делать, он слишком был занят личными своими интересами карьеры, самолюбия, тщеславия. К тому же так поступать было проще. Усвоенное убеждение он оставлял без изменения, точно так же как однажды подписанную бумагу, хотя бы в ней и оказывались неправильности».

Конечно, не зная этого замечания, близкий сотрудник Толстого Е. М. Феоктистов в своих записках тем не менее парировал: «О графе Дмитрии Андреевиче порицатели его говорили, что ум его был недостаточно глубок и способности его необширны. Нельзя, однако, отрицать того очевидного факта, что повсюду, куда направлялась его деятельность – и в области народного просвещения, и в области внутреннего управления Россией – он оставил по себе глубокий след, а этим могут похвалиться лишь весьма немногие».

«Триумвиры» единого политического курса не представляли и, более того, нередко препятствовали реализации законодательных инициатив друг друга. Так, Победоносцев воспротивился коренной ломке судебных учреждений, которую требовал Катков. Обер-прокурор Св. Синода противодействовал утверждению проекта университетского устава в первоначальной редакции. В итоге издатель «Московских ведомостей» относился к Победоносцеву крайне критически, имея на это все основания. Без всякой симпатии отзывался о Победоносцеве и Д. А. Толстой. Причиной тому был известный факт, что обер-прокурор подверг ревизии важнейшие мероприятия в сфере духовного образования, реализованные Толстым в бытность его главой Синода. Встречая недоброжелательство со всех сторон, как будто бы всесильный Победоносцев старался избегать общения, реже появлялся на публике, постепенно уходил от дел. В феврале 1886 г. Е. М. Феоктистов писал: «Он еще более съежился, замкнулся в свою скорлупу и доводит это даже до непонятной крайности… Он ни единого раза не был ни в Государственном совете, ни в Комитете министров».

Триумвиры

Вопреки историографическим штампам и поэтическим клише у Победоносцева среди хорошо знавших его современников была репутация неуверенного в себе человека, не отличавшегося сильной волей. Именно поэтому в феврале 1884 г. граф Д. А. Толстой возражал против того, чтобы обер-прокурор Св. Синода стал попечителем наследника, цесаревича Николая Александровича (будущего Николая II). «Толстой обвиняет Победоносцева в недостатке характера и утверждает, что при таком назначении питомец будет танцевать на голове у попечителя». Впрочем, Победоносцев не оставался в долгу и тоже критиковал Толстого за безволие.

Среди «триумвиров» была одна странная для бюрократического мира фигура – не государственный, а скорее общественный деятель М. Н. Катков. Он хотя бы в силу специфики своего положения имел неоднозначную репутацию. Толстой не жаловал его и отзывался о нем чрезвычайно резко. «Это свинья, которую я не пускаю к себе», – говорил министр внутренних дел об издателе газеты «Московские ведомости», что не мешало ему считаться с мнением Каткова.

Таким образом, «триумвиры» друг друга не любили и даже враждовали между собой. Наконец, само их выделение среди прочих министров грешит против истины. Расстановка сил в ближайшем окружении императора была намного сложнее. Так, например, было бы неверным упускать из вида чрезвычайно влиятельного, но вместе с тем оказывавшегося в тени министра государственных имуществ М. Н. Островского (кстати, брата драматурга А. Н. Островского), который недолюбливал и Победоносцева, и Толстого. Они ему отвечали взаимностью.