Сергей Михеенков - Жуков. Маршал на белом коне

— Как вы смотрите на то, чтобы руководство всеми фронтами в дальнейшем передать в руки Ставки?

Я понял, что он имеет в виду упразднить представителей Ставки для координирования фронтами.

— Да, количество фронтов уменьшилось, — ответил я. — Протяжённость общего фронта также сократилась, руководство фронтами упростилось, и имеется полная возможность управлять фронтами непосредственно из Ставки.

— Вы это без обиды говорите?

— А на что же обижаться? Думаю, что мы с Василевским не останемся безработными, — пошутил я.

В тот же день вечером Верховный вызвал меня к себе и сказал:

— Первый Белорусский фронт находится на берлинском направлении. Мы думаем поставить вас на это направление.

Я ответил, что готов командовать любым фронтом.

— Вы и впредь останетесь моим заместителем, — сказал И. В. Сталин. — Я сейчас переговорю с Рокоссовским».

Почему Сталин спросил, не обижен ли маршал? Ведь в запасе у него было предложение — возглавить фронт, нацеленный на Берлин. Предложение, которое, казалось бы, должно было погасить все возможные обиды. Дело в том, что Жуков мечтал о большем — войти победителем не только в поверженный Берлин, а и в поверженную Германию. Как заметил историк Святослав Рыбас, «убрав Жукова с поста координатора всех фронтов и оставив эту роль только себе, Верховный лишил маршала политической составляющей триумфа». Триумфатор у победы должен быть один — он, Сталин. А лучшего своего маршала он поставил на один из фронтов. Пусть на главный. Но этим неожиданным назначением он уравнял его со всеми остальными командующими фронтами. Тогда, в конце 1944-го, ситуация выглядела именно такой. Всё, что произошло потом, сделал народ — своей любовью, уважением, памятью. Маршал Победы. Народный Маршал. Георгий Победоносец.

Рокоссовский, как известно, этой перестановкой перед решающими событиями был чрезвычайно уязвлён. Возможно, считал это интригой Жукова. Во всяком случае, после этих назначений дружба их разладилась. Потом, в середине 1950-х, когда к десятилетию Победы газеты и журналы начнут публиковать интервью и воспоминания, вспыхнет их полемика. Об одних и тех же событиях маршалы будут рассказывать по-разному. И кое-что из этих споров перекочует в мемуары.

Жуков разлад с Рокоссовским сильно переживал. В мемуарах потом напишет, что после той истории «между Константином Константиновичем и мною не стало тех товарищеских тёплых отношений, которые были между нами долгие годы».

Рокоссовский свой перевод на 2-й Белорусский фронт описал немного иначе: «У меня был крупный разговор со Сталиным, когда меня переводили с 1-го Белорусского фронта на 2-й Белорусский фронт, а командующим 1-м Белорусским фронтом назначили Жукова. Я выразил своё неудовольствие в связи с новым моим назначением. Сталин спросил: “А что, Жуков менее вас грамотен?” — “Нет, — говорю, — он ваш заместитель” — “Ну, то-то!” — сказал Сталин.

Сталин далее пояснил: “Создаётся три фронта, на которые возложена задача закончить войну. Эта тройка должна действовать вместе. Если Жуков задержится, вы ему поможете с севера. Ваше направление тоже очень важное. 3-й Белорусский фронт нацелил свой удар вдоль моря, он связался с Восточно-Прусской группировкой и не может помочь наступлению на Берлин” Но и я не помог Жукову. Ведя тяжёлые бои, наш фронт слишком растянулся. Разрыв между 1-м и 2-м Белорусскими фронтами достиг 70 км. Немцы имели возможность ударить в этот разрыв. Я сам поставил вопрос перед Ставкой о том, чтобы рассечь Померанскую группировку с помощью Жукова. Ставка согласилась усилить нас. Во взаимодействии с правым крылом 1-го Белорусского фронта мы рассекли и уничтожили Померанскую группировку противника. В той обстановке иного решения не могло быть».

Этот фрагмент из «Солдатского долга» и признание Рокоссовского свидетельствуют о том, как выросли сталинские маршалы, как окреп в битвах их полководческий дар и дух. Рокоссовский, видя необходимость более энергичных наступательных действий на своём левом фланге, мыслил, конечно же, масштабами не одного фронта.

Жуков мечтал командовать всей «тройкой».

Сталин тоже видел их возвышение. До времени наблюдал за этим спокойно.

Водитель Александр Бучин вспоминал, что Жуков впервые за всю войну напился допьяна именно по поводу размолвки с Рокоссовским. «Всё началось, проявилось и закончилось в один день — 19 ноября 1944 года в только что введённый праздник — День артиллерии. Когда в середине ноября пришёл приказ о назначении Жукова комфронта, он не поторопился в штаб, а отправился в армию Чуйкова. Рокоссовский, в свою очередь, не дожидаясь преемника, немедленно выехал к месту назначения в штаб 2-го Белорусского. Через несколько дней маршалы остыли и, видимо, поняли, что для пресечения нежелательных толков им нужно встретиться хотя бы для формальной передачи дел. Тут и подвернулся День артиллерии.