Сергей Михеенков - Жуков. Маршал на белом коне

Его сопровождал энергичный, смелый, расторопный военачальник Гай Туманян. Предложение о сопровождающем внёс я. Главное тогда было восстановить связь. Дела у Конева, который командовал армией на Украине, продолжали успешно развиваться в районе Перемышля. Но войска Белорусского фронта оказались тогда без централизованного командования. Сталин был очень удручён».

Колоритная картина, не так ли? Но сразу вылезает наружу кавказский акцент. Хотя не это главное в воспоминаниях Микояна. «Энергичный, смелый, расторопный» Туманян на фоне плачущего, «как баба», начальника Генштаба — это всего лишь слабость. Сила же Микояна в другом. Он был человеком Хрущёва. В том числе и в мемуарах. Политики такого уровня, как известно, в отставку не уходят — они пишут мемуары, которые работают и после их ухода. На преемников, на семейный клан, наконец. Хрущёву выгодно было показать Сталина ничтожеством, в трудный момент растерявшимся человеком, которого надо было вытаскивать с дачи и заставлять руководить страной. Вот мы сейчас как раз и рассматриваем дни «растерянности» Сталина.

Так что верить Микояну можно до определённой степени.

Молотов, обычно весьма сдержанный в характеристиках, в своих беседах с писателем Феликсом Чуевым и об этом дне, и о Микояне сказал буквально следующее: «И сам-то Анастас был гнилой. Микоян очень связан с Хрущёвым. Я думаю, что он настраивал Хрущёва на самые крайние меры».

Совершенно иначе пересказал эту историю со слов Молотова писатель Иван Стаднюк. Иван Фотиевич, работая над романом «Война», встречался со свидетелями и героями тех событий, в том числе и с Молотовым. «Верно то, что вечером 29 июня Сталин потерял самообладание, узнав, что немцы второй день хозяйничают в Минске, а западнее столицы Белоруссии враг захлопнул капкан вокруг основной массы войск Западного фронта, что значило: путь гитлеровским войскам на Москву открыт.

Не дождавшись очередного доклада наркома обороны Тимошенко и начальника Генштаба Жукова об оперативной обстановке, Сталин с рядом членов Политбюро внезапно появился в Наркомате обороны.

Это был самый опасный момент во взаимоотношениях верховной государственной власти и высшего командования Вооружённых Сил СССР, была грань, за которой мог последовать взрыв с самыми тяжёлыми последствиями. Подробно расспросив Молотова о том, как всё происходило, я, работая над второй книгой “Войны”, написал главу, стараясь не смягчать в ней остроты случившегося, но и не давать неприятных деталей: уж в очень грубых, взаимно оскорбительных и нервных тонах вёлся разговор, с матерщиной и угрозами…

Ссора закончилась тем, что Жуков и Тимошенко предложили Сталину и членам Политбюро покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку и принимать решения».

Нет, это была не просто ссора по поводу, а принципиальная схватка, которая определяла дальнейшие взаимоотношения… Кто-то должен был отступить. Самый мудрый. И он отступил.

Историк Николай Зенькович, уже со слов Стаднюка, пересказывает историю схватки в наркомате так: «Ссора вспыхнула тяжелейшая, с матерщиной и угрозами. Сталин материл Тимошенко, Жукова и Ватутина, обзывал их бездарями, ничтожествами, ротными писаришками, портяночниками. Нервное напряжение сказалось и на военных. Тимошенко с Жуковым тоже наговорили сгоряча немало оскорбительного в адрес вождя. Кончилось тем, что побелевший Жуков послал Сталина по матушке и потребовал немедленно покинуть кабинет… Изумлённый такой наглостью военных, Берия пытался вступиться за вождя, но Сталин, ни с кем не попрощавшись, направился к выходу. Затем он тут же поехал на дачу».

Похоже, именно с дачи Сталин в этот день и приехал в наркомат. Вместе с членами Политбюро.

По воспоминаниям тех, кто в тот день сопровождал Сталина, он в сердцах выпалил: «Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, всё это просрали». Разговор с военными впечатлил его сильно.

Вот так, от микояновской политкорректности в пользу Хрущёва история откочевала к жуковским матюкам.

Сам же маршал в своих мемуарах продемонстрировал верх сдержанности: «Ставка и Генеральный штаб тяжело восприняли известие о том, что нашими войсками оставлена столица Белоруссии». И далее, уже ближе к теме: «29 июня И. В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного Командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении».

Ни о «портяночниках», ни о «писаришках» маршал вспоминать не захотел. И уж тем более — о том, как сам «разговаривал» со Сталиным.