Филиппо Маринетти - Битва у Триполи

Готово. Мое сердце вне себя от радостного энтузиазма и увлекает мой мотор все выше и выше, беря приступом переломы лазури. Восхитительно свежеет. Необъятность пустыни в восьмистах метрах под моими ногами кажется мне абсолютно плоской и пустой. Я поворачиваю круто-круто к Триполи, кажущемуся издали большой шахматной доской из слоновой кости…

Я пролетаю над траншеями форта Сультании, этими деловыми муравейниками. Я оставляю налево «Сицилию», огромную сигару, которую толстые губы моря курят теперь вволю..

Я не различаю больше линии горизонта. Небо, которое закругляется, сливается с коробящимся морем. Я лечу к центру необозримой атмосферы, отливающей синим, зеленым и белым.

Ты снова предо мною, прекрасный город Триполи, который растет на моих глазах!.. Могучий аппетит, даваемый победой, странно окрашивает мои глаза, так что я даже ныряю, чтобы вольней вдыхать фиолетовую щелочь и привлекательную белизну террас, курящихся труб, твои дома, опыленные розовым сахаром, и твои квадратные мечети с фисташковыми минаретами!..

Я пролетаю над городом, поворачивая все направо, через гавань, где мачты — лес спутанных ветвей, разворачивают свои знамена.

Я созерцаю одно мгновение десант войск, производимый транспортными судами, хронометрическое течение которого наполняет понтоны и казармы, как сообщающиеся сосуды.

Мрачный шум кеглей увлекает меня на дорогу Энни. Шум ружейной пальбы и громкая игра ядер и сталкивающихся черепов. Это замечательный батальон Леоне, 63-го, возобновляет свою ужасную ежедневную охоту на тигра оазиса!.. Привет вам, пылкий майор Бианкулли, капитан Виджевано, капитан Галлиани!.. Привет тебе, лейтенант Вичинанца, герой с каучуковым телом, с глазами неаполитанского мальчишки! Какая радость видеть, как ты, в пятидесяти метрах подо мной, бежишь по пастбищам с удивительной скоростью! Бежишь по этому тенистому огороду, под этим шелковичным деревом, между щелчками и запутанными колючками кактусов, внезапно расцветающим снарядами. Ваши пули едва предшествуют вашему беглому шагу, пули живые, скрытые, притаившиеся и точные, которые отыскивают араба, изменнического и плотоядного, в чаще, между колесами телег, на дне колодца.

Надо овладеть этим домом во что бы то ни стало!.. Стреляйте в это беспрестанно вспыхивающее окно, чтобы оно наконец замолчало! Десять, двадцать выстрелов!.. И солдаты поют, заряжая свои ружья:

Один из них падает на землю… Что с того?.. Другие подхватывают хором:

О, глубокие дороги оазиса, где размножается смерть! Дороги, вырытые, без сомнения, стадами задорных животных кошачьей породы! Глубокие дороги оазиса, глубокие стоки войны, с вашими шипящими побегами!.. О! Как завидую я ста тысячам итальянцев, которые, в хорошей амуниции, сытые и отлично вооруженные, смогли в двадцать лет окунуть свое сердце и ум в ваш, дороги, терпкий и голубой запах опасности и героических приключений! Экзальтирующая интимность пуль, учительниц и отличных наставниц, которые говорят вам на ухо, мимоходом, и как будто поворачивают направо и налево, следуя по кулуарам глубоких дорог, между стенами бледно-розовой грязи, поджаренной солнцем и с потолком из листвы!

Как приятно почувствовать себя в нарезном дуле чудовищного ружья, быть одновременно и пулей и мишенью!

Наконец, наконец, я с радостью делаю планирующий спуск, легкий и крутой, перед виллой Джамиль-бея, чтобы поцеловать кровавый рот солдата, который сжимает в своих руках раскаленное ружье, подобно тому, как мать сжимает свое бредящее дитя… Артиллерист тяжело двигается вперед по песку, запекшемуся от крови и грязи. Смеясь своими голубыми глазами, этот артиллерист мучительно бормочет разорванными челюстями:

— Восемь! Я их убил восемь!..

Но ничто не сравнится с эпической великолепной пышностью лейтенанта, который, с ртом, заклепанным окровавленным бельем, поднимает каждую минуту ко мне обе руки, чтобы показать, что он убил десятерых! Он показывает это число своими растопыренными пальцами…

О, как я завидую бешеному великолепию ваших трупов, вылепленных, изваянных битвой, Гранафеи, Солароли, павшие, как два солнца, под солнцем, но более ослепительные, чем оно!..

Вы ослепляете меня вашими кровавыми лучами, пылкие, буйные и разъяренные трупы капитана Фантини, лейтенанта Беллини и лейтенанта Орси, лежащие один около другого, опираясь головами на старую арабскую телегу.