Димитрий Чураков - 1917 год - русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

Более ясным становится и феномен земского образования. Как известно, именно попечительство над школой было самым успешным звеном в деятельности земств. В Московском уезде первую свою школу земцы открыли в 1872 году, а в 1913 их было уже 206. Всего же за полвека земствами было открыто около 28 тыс. школ, в которых обучалось 2 млн детей. За тот же период ими было подготовлено 45 тыс. учителей [149]. Резко росли расходы земств на образование. В 1878 году они составили 14,5 % к земскому бюджету, в 1890 – 15,3 %, а в 1890 – уже 17,6 % [150]. Именно земства превратили народное образование в систему регулярно финансируемых заведений. Земствам удалось создать новый тип школы. Со временем по образцу земских школ стали действовать казенные и даже церковные школы [151]. Причины активности земств в сфере образования объяснимы, в частности, тем, что только образовательная деятельность могла социально адаптировать крестьянства без массированного вовлечения его в политическую деятельность. Кроме того, именно совпадение по времени демографического и социального взрывов в русской деревне создавали почву для быстрого развития образовательной сферы. Наконец, втягивание крестьян в процесс образования посредством земских школ правительство попутно ещё раз решало вопрос с посредником между собой и крестьянством. Таким посредником в данном случае становился интеллигент-учитель, т. е. опять-таки представитель господствующих групп населения.

Получает своё объяснение и тот факт, почему география земской реформы во многом совпадает с реформой 1861 года. В самом деле, земская система в основном охватила губернии Европейской России, т. е. те же губернии, где незадолго до этого было отменено крепостное право. Вместе с тем ни в Польше, ни в Финляндии, ни в Сибири, где капитализм дал наиболее глубокие корни, в том числе в деревне, земство не вводилось.

Наконец, становится очевидным и ритм смены реформ контрреформами. Пока государство ещё опасалось наката, идущего из глубин крестьянского мира, органы самоуправления получали максимум прав. В определённой мере царизм шёл на риск, балансируя на грани сохранения устоев, позволяющих существовать империи в неизменном виде. Зато потом, когда государство смогло оценить уровень социальной энергии, разбуженной отменой крепостного права, и мало-мальски адаптировать её, права самоуправления сужаются до уровня безопасного для основ имперства.

По-новому этот подход позволяет посмотреть и на хронологию некоторых событий. Так, ещё в 1859 году специальная комиссия при Министерстве внутренних дел признала важность создание учреждений самоуправления. Выводы комиссии были подкреплены царским повелением. Но работа над законом шла крайне медленно. Созывались различные комиссии, назначались и отстранялись их председатели. А дело стояло. Камнем преткновения была сфера разграничения местных дел от общегосударственных и политических вопросов. Лишь предчувствие политических последствий отмены крепостного права заставило власть активизироваться. Специальным распоряжением Александр II потребовал закончить работу по выработке положения о местном самоуправлении к 1 января 1864 года, что и было выполнено. В тот же день оно было подписано монархом. С этого момента слово «земство» в русском произношении входит во все языки мира. Оно было точным слепком с российской действительности и стало для страны тем же, что и фамилия для человека, присущее только ей и никому больше [152]. Старт городского самоуправления был дан несколько позже – 16 июня 1870 года. Это и понятно – давление крестьянства стало сказываться на положении в городах не так быстро, и здесь с мерами предосторожности можно было подождать. К слову сказать, вопрос о разграничении компетенции органов управления и самоуправление положением от 1 января 1864 года окончательно решён не был. В последующем он пересматривался. Более того, в ряде случаев приходилось опираться не на букву закона, а на устои обычного права, что в принципе противоречило бы любым элементам буржуазности, если они и закладывались в курс реформ. Кроме того, городское самоуправление в этот период реформировалось по образцу Прусского городового положения [153], нёсшего на себе немало черт корпоративной средневековой организации [154]. Позже, в 1892 году, когда прусская система ушла в прошлое, она была заменена ещё более реакционной, где феодальные порядки заменялись сугубо сословно-бюрократическими.

В результате реформ и контрреформ местное представительство в России к началу XX века сложилось в следующем виде. В основе земских учреждений лежали земские собрания уездного уровня. Для выборов земских гласных (скоком на 3 года) по положению 1890 года проводилось два земских избирательных собрания. На одном из них своих гласных выбирали дворяне. На втором – все остальные избиратели. Для представительства крестьян в уездных собраниях был установлен особый порядок. Крестьяне сами не избирали своих гласных. Их назначал губернатор из числа кандидатов, выбранных волосным сходом. Сами же волостные сходы формировались делегатами от сельских сходов. Таким образом, государство получало многоуровневое сито для отсеивания наиболее опасных для себя представителей крестьянства. Земские уездные собрания были как бы представительными органами самоуправления. Ими принимались решения в сфере их компетенции. За исполнением решений следили исполнительные земские органы, каковыми являлись Земские управы. Аналогичным образом строились и земские учреждения губернского звена. Главным отличием их от уездного земства был способ формирования. Население в выборах губернских земских собраний не участвовало. Оно формировалось по принципу делегирования уездным земством. Однако, несмотря на это, губернские земские органы не были подотчётны уздяным земским органам. На близких принципах действовало и городское самоуправление. Систему городского общественного управления составляли: