Дэвид Ремник - Могила Ленина. Последние дни советской империи

“Жевать табак и сплевывать они уже умеют, а вот хвататься за яйца перед подачей еще не начали”, — шутил Протекстер.

Кэтчер [112] Кэтчер — игрок, принимающий подачи обороняющейся команды, не отбитые бьющим игроком. Вадим Кулаков из “Химика” сделался фанатом Гэри Картера, игравшего за “Нью-Йорк Метс” и “Монреаль Экспос”. “Если у меня родится сын, я назову его Гэри, в честь великого Гэри Картера”, — сказал Кулаков. Чтобы походить на херувимчика Картера, он щипцами завивал волосы. На площадке играл в таком же эффектном, неистовом и бешеном, стиле. Отправляясь на сборы или на матчи, Кулаков оставлял своей девушке фотографию Гэри Картера с игр 1988 года, “чтобы она обо мне помнила”.

Пока мы сидели с Протекстером на Ленгорах, ни один игрок на площадке не сделал хоум-ран [113] Хоум-ран — удачное отбивание мяча бьющим игроком, так что мяч вылетает за пределы поля над фэйр-территорией (внутренней частью поля). . Русский медведь еще оставался нацией спрей-хиттеров [114] Хиттер — игрок нападения, отбивающий битой подачу питчера (игрока защищающейся команды, подающий мяч). . Никто не подал ни одного пристойного крученого мяча, а до слайдера [115] Слайдер — подача на средней скорости, отклоняющаяся в сторону и вниз. было так же далеко, как до торговых центров и такос, разогретых в микроволновке. Но чувство поля было на удивление хорошим. Деревенские парни отлично чувствовали игру в аутфилде [116] Аутфилд — внешнее поле бейсбольной площадки. . Смущали разве что сложности с принятием решений. В раздевалках препирательства и ругань на манер Билли Мартина и Реджи Джексона [117] Менеджер и игрок клуба “Нью-Йорк Янкиз”. были обычным явлением, и, как мне сказали, вряд ли это изменится скоро. “Мы все решаем сообща, — объяснил мне главный советский бейсбольный менеджер Владимир Богатырев. — Несмотря на весь опыт нашей страны, мы по-прежнему склонны думать коллективно”.

Невзирая на очевидные затруднения, русские бейсболисты вполне выдерживали специфический стиль своего вида спорта, и это было приятно. Большинство игроков носило бейсболки с логотипами команд из высших американских лиг, у одного была бейсболка с логотипом сока Minute Maid, а еще у одного — с логотипом “Радио Свобода” (КГБ не мог бы увидеть такое и в страшном сне). Тренер набрасывал схемы расстановки игроков на бледно-голубой обложке старого номера “Нового мира”. Я некоторое время наблюдал за игрой вместе с Биллом Ли по прозвищу Астронавт, игравшим когда-то за “Бостон Ред Сокс”. Ли был в восторге от игроков, от того, как они стремились овладеть одновременно и формальными приемами, и мастерством, как будто инстинктивно понимая, что выкрутасы американской игры имеют смысл, что они часть красоты этого вида спорта. Он объяснял питчерам, что им надо “уважать” горку, ухаживать за ней, “как за своим домом, своим рабочим местом” [118] Питчер — игрок обороняющейся команды. Питчерская горка — место в середине игрового квадрата. . И русские спортсмены обожали Астронавта.

“Я скажу тебе — вот как чистокровный американец, у которого никаких контр с русскими нет: я чувствую, что они начнут играть, — произнес как-то Ли. — А если они заиграют, то хрена им еще что понадобится. Вот прикинь. Возьми хоть музыку. Когда они смогут включить телевизор и увидеть, как Джо Кокер поет Civilized Man, а 50 тысяч там прямо уже кончают и девчонки раздеваются и трясут сиськами, они скажут: «Блин, я тоже так хочу! Дайте мне тоже такое!» Так и с бейсболом. И почему, скажи, нет-то?”

До приезда в Москву я шпиономанией не страдал. В колледже до меня доходили слухи, что профессора могут вербовать студентов, как коммунистические преподаватели Кембриджа вербовали в свое время для Филби, Берджесса и Бланта [119] Ким Филби, Гай Берджесс, Энтони Блант — члены так называемой Кембриджской пятерки агентов, работавших на Советский Союз. . О реальных случаях я не слышал, но теоретически такая возможность существовала. Работая репортером в Вашингтоне, я каждый раз ощущал неловкость, когда нужно было писать о шпионаже и обо всех художествах, с ним связанных. В этих случаях тебе неизбежно пытаются скормить какой-нибудь фальшак: “сенсацию”, полезную в чьих-то политических интересах, завлекательную историю, состряпанную в недрах какого-нибудь посольства. Однажды мне пришлось писать о советской перебежчице, жене сотрудника посольства. Родину она предала ради торговца подержанными автомобилями. В прессе ее именовали “Женщиной в светлом парике”. В телестудиях она сидела в этом блондинистом парике и темных очках. Позднее она подписала контракт на автобиографию; сумма гонорара выражалась шестизначным числом. Я понимал, что был марионеткой. Только чьей?