Герцель Новогрудский - Товарищи китайские бойцы

Нужду в рабочей силе испытывала тогда не только заполярная стройка. Рабочие нужны были в портах Приморья, в лесах Сибири, на приисках Урала, в шахтах Донбасса, на тыловых работах в Молдавии и Закавказье. Как писали газеты того времени, «конъюнктура на желтый труд держалась на необыкновенно высоком уровне». По некоторым данным, в Россию в годы первой мировой войны было завезено не менее двухсот тысяч китайских рабочих.

К этой цифре следует добавить еще многие тысячи китайских тружеников, бежавших в Россию из Месопотамии, куда их, по договору с пекинским правительством, громадными партиями доставляли англичане. Китайцы использовались в песках Междуречья на военных стройках, но условия тамошней жизни и работы были, видимо, таковы, что даже безгранично выносливые кули не выдерживали. Бросая все, они тайком пробирались в Иран, а оттуда — к границам Закавказья.

Так волею исторических обстоятельств в годы первой мировой войны в разных концах необъятной Российской империи возникли многотысячные колонии нещадно эксплуатируемых китайских кули.

Когда грянул гром Октября, с темными, забитыми кули произошло чудо. Классовое чутье, подобно магнитной стрелке, помогло встать им на верный путь. «Красные — хорошо, белые — плохо», — так определяли китайские труженики свою политическую платформу. Не знавшие ничего, кроме изнурительного труда и беспрекословного подчинения каждому, кто стоял над ними, они расправили плечи, покинули старые темные бараки, взяли в руки оружие и примкнули к русским рабочим и крестьянам.

Кули стали борцами за свободу.

По-разному проходили они великую школу пролетарской революции.

Ван Шу-шан, с которым мы познакомились в Таганроге, был одним из десяти тысяч китайских рабочих, участвовавших в строительстве Мурманской дороги. Он находился в Заполярье, когда в начале 1918 года на Севере наступили грозные дни: высадившиеся на Кольском полуострове англо-американские войска намеревались захватить заполярную магистраль.

Советское правительство решило создать отряды северной завесы. Исполком Мурманской железной дороги тотчас обратился с открытым письмом к транспортникам и строителям с призывом организовать Красную гвардию на всех станциях, участках, разъездах.

Разъясняя, как проводить запись добровольцев, исполнительный комитет писал: «В списках указывайте имя, отчество и фамилию, род работы, родину, номер винтовки».

В списках первых красногвардейцев значился и Ван Шу-шан. Род работы — землекоп, родина — Китай, номер винтовки — 102678.

— Первый неравный бой с интервентами, — вспоминает Ван Шу-шан, — мы вели в районе Печенги, потом обороняли железнодорожный мост возле станции Кемь, пошли на Петрозаводск, а оттуда с отрядом в Петроград. В этот отряд входили три роты китайских бойцов. Кто был командиром отряда, Ван Шу-шан сказать не мог.

Некоторую ясность в этот вопрос внесла автобиография Сын Ци-шана, позже полученная нами из Ленинградского государственного архива Октябрьской революции. «В начале 1918 года, — пишет Сын Ци-шан, — я добровольно организовал в г. Петрозаводске китайский отряд красногвардейцев, и мы влились в отряд т. Спиридонова, в котором я был выбран помощником командира роты, наименованием — Спиридоновский отряд, третья китайская рота».

Надо думать, что Ван Шу-шан и Сын Ци-шан говорят об одном и том же отряде.

В Петрограде у Ван Шу-шана нашлись земляки. У некоторых из них на руках были алые повязки с надписью «Красная гвардия».

Такую же повязку носил и молодой китаец Сан Тан-фан, который так же, как и Ван Шу-шан, живет сейчас в Таганроге.

Но путь Сан Тан-фана в Россию был иным, чем у Ван Шу-шана. Сан Тан-фану не было и двенадцати лет, когда русский солдат Алексей Иванов привез его в Петроград из Ланьчжоу, где в 1905 году стоял русский полк.

Иванов попросил родителей Сана отдать мальчика ему на воспитание. Отец, недолго думая, согласился. Мать поплакала, погоревала и тоже согласилась.

То, что родители так легко расстались с сыном, неудивительно. В семье Сан Тан-фана было много ртов и мало пищи. Любая возможность избавиться от лишнего рта считалась удачей.

В доме Иванова мальчику жилось неплохо. Но когда началась мировая война — кончилась сытая жизнь для Сана. Иванов ушел на фронт и пропал без вести. Семья лишилась кормильца.

— Сначала я поступил на кондитерскую фабрику, — рассказывал нам Сан Тан-фан, — служил на «сладкой каторге» по 14–16 часов в сутки. После Февральской революции я перешел на завод, где работали мои земляки — Лю Юн-сан, Джау Чан-чи и другие. Когда на нашем заводе был объявлен набор в Красную гвардию, я вместе со своими друзьями записался в ее ряды.