— Надо сейчас же выбить. — И кому-то приказывает: — Пошлите разведчиков на мартены.
Я не знаю, что мне делать, запыхался, отдышаться не могу. Генерал встаёт, накидывает на плечи кожаный реглан, выходит из блиндажа. Иду за ним. Он увидел наших ребят, прибежавших за мной к блиндажу, спрашивает у Моргая:
— А ты откуда такой орёл?
— С Украины, — отвечает Моргай. — Мы — эвакуированные. — Он всегда так говорил: «Мы — эвакуированные», как будто опомниться не мог от эвакуации. Генерал засмеялся и сказал:
— Бегите все к водокачке, к разведчикам, проводите их на мартены и выбейте немцев, а то они еще укрепятся там.
Когда мы прибежали на водокачку, разведчики уже выскакивали из подземелья. Человек пятьдесят их было. Развернулись цепью и пошли на мартены.
— Ну, показывайте же, где вы их видели! — говорили они.
Мы, заводские, сразу почувствовали себя смелее, стали забегать вперед, высматривать из-за углов и балок, где немцы. Злость появилась: как так — в нашем цехе немцы, сейчас вот перебьем их! Моргай беспокоился за товарищей, оставшихся под печами. Торопил всех, говорил:
— Да скорее же, скорее, а то наши там остались, немцы убьют их, — а потом закричал:
— Вон немцы по насадкам ходят!
Они, должно быть, собирались уже осматривать насадки и дымоходы. Мы увидели их в нижнем пролёте цеха, под рабочей площадкой, с которой печи загружаются шихтой. Они уже не цепью шли, а кучками.
Огневая позиция сталинградцев .
Красноармейцы ударили из автоматов, и немцы рассыпались по цеху, скрылись за печами, изложницами, стали с боем отходить с новых мартенов на старые.
После этого боя осталось заводских при дивизии всего двадцать четыре человека. Почевалов был ранен, за командира я стал. Передовая наша еще несколько дней держалась за трамвайной линией в окружении. Но и немцы, прорвавшиеся на завод, тоже были в окружении, пока наши с трамвайной линии Банным оврагом не отошли к Волге.
На новых печах, начиная с восьмой печи, заняли оборону красноармейцы. А на первых печах немцы засели. Передовая проходила теперь по мартеновскому цеху между старой и новой группами. В других цехах немцы пробрались еще ближе к Волге. Командир дивизии приказал мне занять рубеж у лесопилки, окопаться на берегу, над самым обрывом.
С 25 октября держали мы оборону у лесопилки. Справа от нас был учебный батальон. Он несколько дней подряд геройски отбивался от немцев. Они всё время на него наступали, а потом увидели, что им тут не пройти, и пошли в наступление на нас, забросав минами. Мы отстреливались из одного ручного пулемёта и винтовок. Немцы шли во весь рост, но, не дойдя метров сорока-пятидесяти, залегли.
Я попросил поддержки у генерала. Он ответил:
— Держитесь, пока получим пополнение из-за Волги.
В резерве дивизии уже никого не было. Все-таки генерал прислал нам на помощь троих красноармейцев: повара и двух санитаров. Явились они из-под горы, весёлые; особенно повар — маленький, востроносенький. Он всё голову задирал — каска ему, должно быть, видеть мешала: велика была для него, крутилась на голове, как на шесте.
— Прибыл, товарищ командир, резерв главного командования. Какое будет приказание?
— Да вот, — говорю, — немцы залегли рядом. Бьём, бьём, а выбить их не можем.
Не успели мы оглянуться, как двое из этих троих — повар и санитар — поползли вперёд, быстро-быстро, к бугорку. Наши заводские высовываться стали из окопов, смотрят и не поймут, куда это ползут красноармейцы — неужели такие отчаянные, что вдвоём фрицев атаковать хотят.
Не пришли нам генерал этих смельчаков, не знаю, что бы мы делали. Очень помогли — доползли до бугра и закидали немцев гранатами. Немцы отступили и пошли в атаку левее, на полк майора Мазного.
Майор просил у генерала поддержки. Генерал приказывает мне:
— Поддержите соседа слева, подкиньте ему шесть своих заводских. У меня к этому времени еще четверо выбыло из строя. Каменщика бригадира Ильюшина тяжело ранило. Любили его очень рабочие, говорили:
— Вот это чистейшей воды коммунист!
Пока мы ждали пополнения с левого берега, разные были разговоры. Некоторые думали, что погибнем мы все до одного, так и не дождавшись поддержки. Ильюшин говорил:
— Чего вы, ребята, скисли? Неужели думаете, что вам тяжелее всех? Когда погрузили Ильюшина ночью на наш заводской катерок «Сталь», прощаясь, он сказал каменщику Крюкову:
Читать дальше