Уинстон Черчилль - Вторая мировая война (Том 1-2)

15 ноября противник снова переключился на Лондон и произвел ожесточенный налет в полнолуние. Особенно большой вред был нанесен церквам и другим памятникам. Следующим объектом был Бирмингем; три последовательных налета с 19 по 22 ноября причинили ему большие разрушения. Около 800 человек было убито и более 2 тысяч ранено. Однако жизнь в Бирмингеме и дух бирмингенцев восторжествовали над этим испытанием. Когда я посетил этот город день или два спустя, чтобы самому посмотреть, что случилось с заводами, произошел инцидент, который меня очаровал. Было время обеда, и к машине подбежала очень хорошенькая девушка и бросила в нее коробку сигар. Я сейчас же остановил машину, и она сказала: "На этой неделе я получила премию за самую большую выработку. Я услыхала о вашем приезде всего час назад". Подарок, должно быть, стоил ей два или три фунта. Я с радостью (как официальное лицо) поцеловал ее. Затем я отправился посмотреть длинную братскую могилу, в которой было только что похоронено так много граждан города и их детей. Бирмингемцы сохраняли превосходную бодрость духа, и миллион жителей города, проявивший высокую организованность, сознательность и понимание, стал выше физических страданий.

В последнюю неделю ноября и в начале декабря противник стал совершать крупные налеты на порты. Бристоль, Саутгемптон и больше всего Ливерпуль подверглись тяжелым бомбардировкам. Позже через огонь бесстрашно прошли Плимут, Шеффилд, Манчестер, Лидс, Глазго и другие центры производства оружия и боевого снаряжения.

Независимо от того, где бы ни наносились удары, нация неизменно сохраняла бодрость духа.

Самый ожесточенный налет за эти недели еще раз был совершен на Лондон; это было в воскресенье, 29 декабря. Весь нелегко приобретенный немцами опыт был использован в этом налете. Это был классический налет с применением зажигательных бомб. Вся сила налета была сосредоточена на Сити. Налет был приурочен к часу отлива. Магистрали водопровода были разрушены в самом начале налета минами крупного калибра, сброшенными на парашютах. Нужно было погасить около 1500 пожаров. Были серьезно повреждены вокзалы и доки. 8 церквей работы архитектора Рена были полностью разрушены или повреждены. Ратуша была уничтожена взрывом и пожаром. Собор св. Павла удалось спасти только героическими усилиями. До сих пор в самом центре Лондона зияют пустыри развалин.

* * *

Я подошел к концу года, и в интересах стройности рассказа несколько опередил общий ход войны. Читатель поймет, что все эти бури и волнения служили лишь аккомпанементом к спокойному и плавному процессу наших военных усилий и ведению нашей политики и дипломатии. В самом деле, я должен заметить, что в конечном счете эти раны, не будучи смертельными, в определенной степени стимулировали нашу прозорливость, усиливали чувство веры и товарищества и рассудительность действий. Однако было бы неразумно предположить, что если бы наступление проводилось силой в десять или двадцать раз большей или даже всего лишь в два или три раза большей, то последовала бы такая же здоровая реакция, как та, которую я описал.

Глава четвертая Война ученых

В то время как продолжалась борьба между английскими и германскими военно-воздушными силами, между летчиком и летчиком, между зенитной батареей и самолетом, между безжалостной бомбардировкой и стойкостью английского народа, шаг за шагом, месяц за месяцем развивался и другой конфликт. Это была тайная война, в которой сражения выигрывались и проигрывались без ведома общественности, такая война, которую даже сейчас с трудом понимают те, кто находится за пределами очень узкого круга ученых, занимавшихся ею. Рядовым смертным никогда не приходилось вести такую войну. Слова, которыми ее можно описать или говорить о ней, непонятны простым людям. И если бы мы не овладели ее глубоким смыслом и не научились пользоваться ее тайнами, даже когда мы видели лишь их смутные очертания, все наши усилия, доблесть летчиков, смелость и жертвы народа были бы напрасными. Если бы английская наука не опередила немецкую и если бы не удалось действенным образом включить в борьбу за наше существование ее необычные мрачные ресурсы, мы были бы побеждены, а следовательно, и уничтожены. Я ничего не понимал в науке, но я знал кое-что об ученых и в качестве министра имел большой опыт в обращении с тем, чего не понимал. Во всяком случае, я обладал острым пониманием того, что могло помочь нам в военной области и что могло бы повредить, что могло помочь выздоровлению, а что могло принести смерть. Моя четырехлетняя работа в научно-исследовательском комитете по вопросам обороны позволила мне ознакомиться в общих чертах с проблемой радара. Вот почему я погрузился в эту войну ученых настолько глубоко, насколько мне позволяли мои способности, и старался довести до возможности практического применения все важное и необходимое без препятствий и задержек. Не подлежит сомнению, что имелись более крупные ученые, чем Фредерик Линдеман, хотя его опыт и одаренность заслуживали уважения. Но он обладал двумя качествами, имевшими для меня важнейшее значение. Прежде всего, как говорилось на этих страницах, он был моим испытанным другом и доверенным лицом в течение 20 лет. Вместе с ним мы наблюдали за развитием и наступлением всемирной катастрофы. Вместе с ним мы напрягали все силы для того, чтобы подать сигнал тревоги. А теперь нас втянули в войну, и я располагал властью для руководства нашими усилиями и организации вооружения. Но каким образом мог я приобрести знания?