Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» и Николай II

Подтверждался курс на вооруженное восстание. В финских типографиях большевики издавали брошюры по обращению с оружием, взрывной технике. В Куоккала возникла школа — лаборатория по обучению изготовлению взрывчатых веществ и обращению с ними. Немалые надежды возлагались и на легальную раскачку России, через Думу. И действительно, Вторая Дума оказалась настолько же враждебной к правительству, как Первая.

Но бесконтрольно сеять смуту она уже не смогла. Полиция собрала данные, что на квартирах депутатов укрываются террористы. Что депутаты участвуют в тайных совещаниях, где обсуждаются планы революции. Столыпин явился на заседание Думы, обвинив 55 депутатов в заговоре с целью свержения царя и правительства. Потребовал лишить их неприкосновенности для предания суду. Дума дружно возмутилась и отказалась. Однако доказательства преступной деятельности были налицо. Царь и Столыпин совершили «третьеиюньский переворот». Дума была распущена, избирательные законы изменены. Введены более строгие цензы, чтобы отсечь самую радикальную часть избирателей и обеспечить умеренный, работоспособный состав парламента.

Революционный накал заметно спадал. В 1907 г. происходили только отдельные вспышки вроде очередного вооруженного восстания во Владивостоке. А «экспроприации» очень испортили репутацию «борцов за свободу» среди иностранцев. Когда террористы убивали российских сановников, полицейских, западная общественность воспринимала это одобрительно, ведь гибли «слуги царского режима». Но ограбления банков и казначейств выглядели для европейцев гангстерской уголовщиной. Социал-демократы переругались и между собой. На очередном съезде РСДРП в Лондоне на большевиков покатились обвинения в терроризме. При этом меньшевики объединились с бундовцами, польскими социалистами, составив подавляющее большинство. Приняли постановления о запрете «экспроприаций», роспуске боевых дружин.

Ленин кое-как оправдывался, что «эксы» уже прекращены. Но буквально сразу же грянул новый скандал. 13 июня 1907 г. в Тифлисе под руководством Тер-Петросяна (Камо) угнали карету Государственного банка, 5 человек было убито, 19 ранено. Похитили 250 тыс. руб. Хотя из них 100 тыс. было в новеньких купюрах по 500 руб. Российское правительство немедленно передало в полицию других государств их номера. При попытках разменять купюры несколько человек были задержаны в Стокгольме, Цюрихе, Женеве, Мюнхене. Все они оказались большевиками! А в Берлине при аресте денежных курьеров попался Камо, у него нашли чемодан с динамитом. Тут уж западные обыватели и газеты взвыли от возмущения. Русские революционеры разъезжали по их городам с чемоданами взрывчатки! Останавливались в их гостиницах и частных домах!

Но без денег «борцы за свободу» никак не могли, и можно обратить внимание, что российские магнаты, спонсировавшие большевиков, плохо кончили. Савва Морозов, щедро выделявший деньги Красину и Горькому, искренне желал улучшения положения рабочих. Кровавое воскресенье и декабрьское побоище в Москве стали для него страшными ударами, у него началась тяжелая депрессия. Добавился конфликт с родственниками, которые отнюдь не одобряли связей Морозова с революционерами. Врачи констатировали у него серьезное нервное расстройство, настояли на поездке за границу на курорт. Он приехал в Канны, но в мае 1906 г. его нашли в номере отеля мертвым, с простреленной грудью. Рядом лежал револьвер и записка «В моей смерти прошу никого не винить». Но в официальную версию самоубийства никто не поверил. Даже община старообрядцев, очень строгих в данном отношении, похоронила его по христианскому обряду.

А накануне гибели Морозова видели с Красиным. Подозрения в убийстве падали в первую очередь на него. Морозов, как и Гапон, слишком много знал о тайной подоплеке Кровавого воскресенья и революции. Но впоследствии стали вскрываться и другие обстоятельства. У сожительницы Горького Марии Андреевой, перед тем как она перешла к писателю, был бурный роман с Морозовым. Она и позже оставалась душевным другом Саввы Тимофеевича, кружила ему голову. Незадолго до смерти через Андрееву Морозову внушили мысль — застраховать свою жизнь на огромную по тем временам сумму, 100 тыс. руб.

Полис он отдал своей бывшей фаворитке, приложив письмо, что в случае кончины поручает деньги ей. Уезжая в США, Андреева передала эти документы под расписку адвокату Павлу Малянтовичу. Он сумел обналичить полис, когда актриса была уже в Америке. Сохранились ее письма из Адирондака к Малянтовичу и своей сестре Екатерине Крит: «У тебя, милуша, должна храниться расписка Малянтовича в том, что я ему передала полис С.Т. [Морозова. — Авт.], и собственноручное его письмо… В нем сказано, что С.Т. (Морозов. — Авт. ) поручает деньги мне, так как я одна знаю его желания, и что он никому, кроме меня, даже своим родственникам, довериться не может. Затем, я считаю, что распорядиться деньгами следует так: 1) уплатить расходы Малянтовичу, полагаю, это будет не больше тысячи, 2) отдать Л.Б. (Красину. — Авт.) 60 тысяч целиком, 3) отдать долг К.П. — полагаю, что это будет тысяч 15, 4) все, что остается, — тебе на расходы! Исходя из расчета, что получено будет 89 000, 13 000 — приблизительно — тебе. Надеюсь, что этого тебе на год хватит?»