Сергей Мельгунов - Судьба императора Николая II после отречения

Но оставим в стороне как личную семейную драму, так и моральную оценку действующих в ней лиц. Личная драма, быть может, более сложна, чем представляет ее следствие, сводя все к моральному облику Соловьева. Для моральной оценки надлежало бы познакомиться с подлинниками дневников, отобранных следствием и произвольно им цитируемых. Напр., Соколов в доказательство влияния Соловьева на жену приводит такую запись: «Имею силу заставить Мару не делать так, заставить даже без ведома ее, но как осмелюсь, зная начало всего». Отрывок как будто бы говорит скорее в пользу Соловьева. Тот же отрывок Булыгин цитирует с добавлением, опущенным Соколовым. Он начинается так: «она мне изменяет».

Одно несомненно ясно – до женитьбы своей Соловьев в Сибири не появляется. В воспоминаниях Маркова со слов Соловьева говорится, что последний впервые был в Тобольске в октябре. Была ли подобная рекогносцировка сделана под видом свадебного путешествия, мы установить не можем. Но по рассказу Соловьева в отрывке воспоминаний, напечатанном у Маркова, поездка должна быть отнесена к январю – у Соловьева нет дат, но посещение Гермогена, упоминание об аресте Раевских определяют именно эту дату. Также датируется прибытие Соловьева и получение денег от Вырубовой А. Ф. в письме последней. В письме 9 января значится: «…Мы все видели одного, который мог быть брат нашего друга. Папа его издали заметил, высокий, без шапки, с красными валенками, как тут носят. Крестился, сделал земной поклон, бросил шапку в воздух и прыгнул от радости». К кому это относится? Но уже нет сомнения, что отметка 22 января относится к Соловьеву, хотя А. Ф. еще не знает доподлинно, кто тот офицер, который передал ей письмо от Вырубовой. «Так неожиданно сегодня получила дорогое письмо от 1-го и торопят ответить. Нежно благодарю, несказанно тронута, правда, ужасно трогательно и мило, что и теперь не забыла… Надеемся офицера завтра увидать, хоть издали». И на другой день: «Есть еще возможность тебе написать, так как уедет только 26 обратно. Кто мог подумать, что он сюда придет… Так удобно вышло, что Аннушка с нами живет». Упоминание Яр(ошинского) говорит о деньгах, который передал Соловьев. Согласно рассказу Соловьева (в упомянутом отрывке дневника) он прибыл прежде всего в Покровское, и оттуда зять его, чтобы не возбуждать подозрения, повез его на собственной лошади в Тобольск под видом торговца «красным товаром». В Тобольске Соловьев прежде всего посетил Гермогена, которого отлично знал еще с детства, и придворную служащую X, к которой у него было письмо Вырубовой. А. Ф. еще в декабре осведомила последнюю, что при посредстве камердинера Волкова через Аннушку она может сноситься с ней «не как обыкновенно». Через Аннушку Соловьев получил записочку А. Ф. «лично для молодого офицера». «По вашему костюму торговца вижу, что сношение с Вами не безопасно» (очевидно, пометка 9 января должна относиться к Соловьеву). А. Ф. радовалась женитьбе Соловьева на «Матреше» – «исполнение отцовского и моего личного желания»; просила обязательно познакомиться с о. Васильевым – «это глубоко преданный нам человек» [295], и говорила о нуждах семьи: «Наше общее желание – это достигнуть возможности спокойно жить, как обыкновенная семья, вне политики, борьбы и интриг».

Гермоген дал Соловьеву благоприятную характеристику о. Васильева (тоболянина по происхождению), как человека действительно преданного царской семье, но страдавшего одним недостатком – он был невоздержан в вине. Его раньше судили по обвинению в том, что он в пьяном виде утопил в бочке с водой своего псаломщика, приговорили к церковному покаянию и сослали на несколько лет в один из сибирских монастырей; вернувшись из ссылки в Тобольск, о. Алексей вел трезвый образ жизни, но за последнее время вновь свихнулся – в состоянии опьянения и были совершены чреватые для царской семьи безответственные поступки с величанием, колокольным звоном и пр. О. Васильев не имел уже непосредственных сношений с царской семьей, но у него квартировал придворный служитель Кирпичников, имевший право свободного входа в губернаторский дом. Кирпичников помогал Государю в его физических работах, и при его посредстве о. Алексей мог ежедневно и по несколько раз сообщаться с заключенными. Кирпичников находился в хороших отношениях с охраной, хаживая в отрядный комитет, где завел себе друзей среди писарей. В дневнике 19 марта Николай II называет Кирпичникова «нашим всегдашним осведомителем» [296].