Мономах слушал их и понимал, что это был ответ Святополка па окончательную потерю Новгорода, Нет, не забыл киевский князь пичего, что произошло между ним и новгородцами в его княжеской гриднице в Киеве. Теперь он по сути своей снова мешал подготовке похода, сводил его на нет. Ведь что такое идти на половцев осенью - это значило бы выступить против них по-старому, в самое неудачное для Руси время, и кто знает, сколько выходов до этой осени предпримут ханы, накормив своих коней сочной весенней травой, сколько погубят они и самих русских смердов, и их пашии, о чем так пекутся сегодня Святополковы дружинники, и городов, и слобод, и многое другое.
«Дивлюсь я, дружина, - заговорил Владимир, - что лошадей жалеете, на которых пашут! А почему не промыслите о том, что вот начнет пахать смерд и, приехав, половчанин застрелит его из лука. А лошадь его возьмет, а в село его приехав, возьмет жену его и все его именье? Так лошади вам жаль, а самого смерда разве не жаль?» И долго еще говорил Мономах, рассказывал о встрече со своим переяславским смердом, который гнал говяда, держа в руках оружие и ожидая ежечасно пападения половцев. И разве в прошедшем году не показал Боняк, чего стоят все половецкие роты и обмен талями? Что ему тали, когда у него в таких же талях сидят русские дружинники?
Мономах не сказал прямо, что Святополк, как всегда, проявляет корыстолюбие - отвлечь смердов в весеннее время действительно означало бы нанести урон всей княжеской ролье. Но ведь и князь больше потеряем если половцы разорят, переоыот и уведут в полон его смердов. Кто будет тогда орать землю на этой ролье?
Молчали Святополковы люди, молчал и сам Святополк. Что могли они ответить Мономаху? Наконец киевский князь сказал: «Вот я готов уже». И тогда Владимир встал, подошел к нему, обнял: «То ты, брат, великое добро створишь земле Русской»,
Тут же братья послали гонцов ко всем князьям со строгим наказом вести к концу марта рати к Переяслан-лю, чтобы оттуда уже идти в степь. Братья распрощались и разъехались по своим городам ждать вестей от киязей. Первым откликнулся Давыд черниговский, сказав, что явится сам со всею дружиной; впервые с 1060 года откликнулся Полоцк - сын Всеслава Давыд прислал гонца с вестью, что полоцкая дружина уже двинулась к Пе-реяславлю. Сообщили о согласии принять участие в походе Мстислав, племянник Давыда Игоревича, Вячеслав Ярополчич, племянник Снятополка, Подходили к Пере-яславлю дружины и пешцы из Смоленска, Ростова, над которыми должен был взять начало пятый по счету сып Мономаха - Ярополк Владимирович. Самый последний ответ пришел от Олега Святославича из Ыовгорода-Се-верского. Он передал с гонцом лишь одно слово - «нездоров». Так старинный друг половцев еще раз уклонился от похода в отель.
К концу марта все рати были уже в Переяславле. Особое внимание, как никогда прежде, Мономах уделил пешцам. Их было собрано великое множество, и шли они в поход не как ранее - кто с чем мог; все были снаряжены и луками, и топорами, и копьями, и щитами. На берегу Днепра для пешцев готовили многие ладьи. В Переяславле запасали хлеб, полти мяса, крупы, сусло, мед, другую еству. Поход ожидался далеким и долгим, в самую глубь владений донских половцел, откуда в последние годы начиналось большинство походов на Русь.
Двинулись в путь, едва течение Днепра очистилось ото льда. Впервые чуть ли не со времени походов на Византию Олега и Игоря Старого русское войско шло на тог па конях и в ладьях. Берегом Днепра двигались княжеские конные дружины, а водой во главе с тысяцкими и сотскими плыли пешцы. На многие версты впереди войска шли многие русские сторожи. Оружие не везли в возах или в ладьях: каждый воин готов был вступить в бой в любую минуту - Мономах вовсе не исключал, что половцы не попытаются, остановить руссов еще в пути, где-нибудь на берегу Днепра.
Несколько выше острова Хортицы, у самых порогов войско остановилось. Ладьи здесь пристали к берегу, и пепщы сошли на берег. Здесь же были выгружены ества и питье, прочие тяжести. День стояло войско в Протол-чех, в приднепровском урочище, убиралось; воеводы ставили около ладей сторожи, а уже на другой день рати двинулись на Сутень, к реке Молочной, что впадала в Азовское море.
Наконец-то осуществилась мечта Мономаха - чуть не десяток князей, в том числе самые старшие из них на Руси - киевский, переяславский, черниговский, вой из многих городов - кроме стольных - Полоцка и Смоленска, Ростова и Суздаля, Турова и Минска двинулись на устрашение степи.
Читать дальше