Андрей Сахаров - Владимир Мономах

– Ты чей? - спросил Мономах, прищурившись и тем самым еще лучше разглядывая человека.

– Переяславский, из пригородной слободы смерд князя Владимира Всеволодовича, - сказал человек.

– И что же ты здесь делаешь с луком и боевым топором, - мягко усмехнулся князь, - говяда пасешь?

– Нет, господин хороший, - отвечал человек, - я не пасу говяда, а гоню его к себе в слободу из дальнего села, купил по случаю, а лук и топор всегда со мной - кому же охота быть полоненным половцем.

– Так и ходишь в поле?

– Так и хожу, и за сохой, и за бороной…

– Добро же тебе жить так-то.

– Не жалуюсь, господин хороший, но уж больно половец насел, что ни лето, то выход за выходом - сколько домов уже спалено, сколько лошадей и скота угнано!

– Прощай же, - сказал Мономах, - может, свидимся скоро, как звать-то тебя?

– Звать меня Сшшо, а в крещении Василий.

– Ну что ж, хорошее имя, меня-то тоже в крещении Василием звать.

Мономах повернулся и пошел прочь.

Потом, уже приехав в Переяславль, он не раз еще вспоминал эту встречу в дубраве и своего вооруженного смерда, который перегонял говяда по его княжеским владениям, ожидая сечи с половцами и плена в любой час своем жизпи.

Осень и зиму Мономах провел в Переяславле, тщетно ожидая согласия князей на договоренный поход в степь.

Он посылал гонцов в Киев и Чернигов; Святополк и Святославичи отмалчивались, но не отказывались от похода. В середине зимы Мономах двинулся в Смоленск. Он несколько лет не был в этом городе, где совсем еще недавно сидел Олег Святославич, отрезанный им от родного Чернигова, от связей с половцами, и теперь Мономах хотел еще и еще раз утвердить киязей во мнении, что Смоленск - это прирожденный город Всеволодовой отчины. Была у него и еще скрытая цель. Ои вызвал в Смоленск сына Мстислава, князя новгородского. Тот подтвердил, что люди Святонолка бегают по Новгороду, требуют, чтобы город вновь отошел к киевскому столу, приспешники, Моломаха бьют их, но покоя в Новгороде нет. Все пити смут и беспокойств идут в Киев, а это значит, что упрямый Святополк не отступится, пока вновь не nor садит в Новгороде киевского наместника.

Мстислав епдел в горлице напротив отца - невысокий, широкоплечий, с темными, глубоко посаженными глазами, которые смотрели из-под густых черных бровей ухватисто и быстро; темные жесткие волосы его, несмотря на молодость, уже кое-где тронула седина. Новгородский князь слушал, что говорил ему отец, иногда переспрашивал, бросал быстрые короткие вопросы. Мстислав никогда ни в чем не сомпевался, был тверд и жесток в решениях, ретив и исполнителен во всем, что ему наказывал отец.

А Мономах неторопливо, с мягкой усмешкой плел свою нить: «Святополк за участие в походе против половцев будет торговаться, просить в обмен новгородский стол, предлагать Владимир-Волынский, возможно, придется ему уступить, иначе будет новая распря». Мстислав внимательно слушал. «…Но и отдавать Новгород из нашего дома нельзя, уже долгие годы, начиная от отца Всеволода, владели мы новгородским столом. Новгород прикрывает с северо-запада наши ростово-суздальские земли, а вместе с ними, со Смоленском и Переяславлем составляет половину Руси. Надо осторожно поговорить с боярами, с владыкой, с гостями, хотят ли они отдать город в руки Киева».

Мстислав понимал, что отец затевает хитрое дело, хочет руками самих новгородцев, не споря со Святопол-ком, оставить за собой Новгород и вовлечь Святополка в общерусский поход в степь. Мстислав понимал ташке, что все это опасная, острая игра, которая неизвестно чем кончится, но он привык доверяться отцу и обещал ему сделать все, как он советует.

Начало 1101 года Владимир снова провел в Пореяс-лавле, ссылаясь гопцами с двоюродными братьями, а поздней весной, оставив Гиту чреватой десятым но счету ребенком после семи сыновей и двух дочерей - Марии и Евфимии, отправился по своим северным владениям - сначала снова в Смоленск, а потом в Ростов, чтобы самолично подготовить зкшско к будущему походу. Смоленская и ростово-суздальская дружины были ему хорошо известны, и его заботой в этом краю были прежде всего пешцы, вооруженные ремесленники и смерды. Уже во время прежних боев со степняками он приметил, что половцы, лихо сражавшиеся с конными русскими дружинами, не выдерживали спокойных, неторопливых действий простых пеших воев, яростные конные наскоки разбивались об их сомкнутый щитами строй, о выставленные прямо в конские груди копья. Свою железную хватку пешцы показали даже во время злосчастпой битвы у Треполя, задержав на берегу Стугны половецкую конницу. И теперь Владимир хотел перебрать все свои волости, вычислив вместе с посадниками, тысяцкими и сотскими количество воев, которых можно было здесь собрать, а также распорядиться о том, чтобы пенщев хорошо вооружили, чтобы были у них с собой и топор, и копье, и щит, и лук со стрелами.