Андрей Сахаров - Владимир Мономах

Радостный, ходил до шатру СБЯТОПОЛК: ОН вперг.ые одержал верх над сильным соперником, в его городе будет большой съезд князей, Мономах честно, по-братски принимает его за великого князя, а иметь такого союзника, как Мономах, - это большая удача. Вот и сейчас Владимир не потребовал себе Чернигова, а уступил его Святославичам.

А Мономах задумчиво смотрел на горящие свечи, следил за качанием слабых желтых огоньков, думал о будущем. О своих переяславских делах, о сыновьях, о ничейном пока Чернигове и о том, что не сможет он пока в обход Святославичей взять Чернигов и выдержать новый яозор и: изгон, если Святославичи одержат верх, а это вовсе нельзя исключать, потому что в Чернигове еще слишком много противников и Всеволода, и его самого. Ждать и только ждать, копить силы, убирать этих волков с дороги одного за другим, не выступать против всея стаи. Он повернулся в сторону Свлтополка, мягко улыбнулся ему, вглядываясь в лицо великого князя спокойными светлыми глазами, неторопливо пригладил волосы, чувствуя уже в который раз под руками их редеющий строи.

От Стародуба Мопомах, минуя Чернигов, направился в Переяславль.

Он благополучно добрался до своего стольного города и весь ушел в хозяйство. Всю весну князь пробыл в походе и теперь ежедневно объезжал своп сельские владения. Он соскучился по запаху вспаханной земли, по звонкой зелени первых робких всходов, по липкой юной листве. Копь носил его из села в село, от одного княжеского двора до другого; тиуны с поклоном встречали хозяина, докладывали о полевых работах, о том, как работают на земле смерды, закупы, рядовичи, как исправляет свое дело челядь. Князь слушал тиунов, проверял их слова, смотрел, считал, промерял. Одновременно он судил людей, разбирал споры и тяжбы, накладывал наказания. И все это доставляло ему большое удовлетворение. Позднее он напишет в своем «Поучении», как любил он этот повседневный хозяйский труд.

По вечерам он шел в прежнюю палату отца, склонялся над его книгами. Раньше он бывал здесь наездами, а когда оставался на более долгие сроки, то либо сидел в осаде от половцев, либо сам гонялся за ними от городка " к городку.

Теперь Владимир не торопясь перелистывал тяжелые желтые страницы огромной книги, что лежала па столе в палате Всеволода. «Девгекево деяние». Раньше он видел ее лишь издали, а вот теперь в эти дни жизни в Пе-реяславле впервые прикоснулся к ней. Он читал строку за строкой и безмерно удивлялся: сколь много общего было у этого греческого отрока Девгения - воииа-акрита, богатыря, охранявшего византийские границы, и у него, русского князя, сидящего здесь, па дальнем русском рубеже. Только ведь Девгений был истинный богатырь, не то что он, смертный, - на двенадцатом году тот мечом играл, а на тринадцатом году ~ копьем; в четырнадцать же всех зверей одолел - и медведя, и лося, и льва.

Мономах читал, вспоминал русские сказания про Илью Муромца и других богатырей и удивлялся тому, как похожи витязи у разных народов, как близки они по духу своему и силе богатырской, которую употребляют для человеческой пользы…

Чтение отвлекало от повседневной суеты, заставляло задумываться над былым, настоящим и будущим, помогало взглянуть па мир широким взглядом. Он закрывал книгу, вповь медленно возвращался к своим прежним мыслям.

Но особенно любил Мономах читать недавно привезенную ему из Киева только что переведенную с греческого и записанную по-славянски «Александрию» - жизнеописание в ста трех главах великого воина и владыки Александра Македонского, сыпа царя Филиппа. Целый древний неведомый мир вдруг возникал перед ним - Македония и Фессалия, Вавилон и Египет, Сирия и Парсия, и в этом мире жили, воевали, мирились люди больших страстей - Филипп и его жена Олимпиада, сам Александр и: персидский царь Дарий. Читая «Александрию», он каждый раз удивлялся смелости Александра Македонского, пришедшего под видом посла к своему злейшему ирагу Дарию и возлежавшего рядом с ним на пиру. И сердце Владимира сжималось от какого-то смутного горького чувства, когда строки книги поведывали о заговоре против Александра Антипатра и о смерти македонского царя.

Это было так давно, а страсти людские были сегодняшними. Так же люди завидовали друг другу и ненавидели один другого, боялись и порицали героя и с такой же звериной злобой брали друг друга за горло, едва заходила-речь о власти, этой страшной притягательной силе, неотвратимо убивающей людей из поколения в поколение. Разве не так же вот сгорел Святослав, сгиб от рук убийцы Ярополк Изясдавич, и что еще ждет и его самого, и