Антон Антонов: История людей

И если принять тезис, что гениальность — это на 1 % способности, а на 99 % труд, то получается, что даже упомянутая выше вероятность дает самому удачливому потомку (одному из четырех) только 1 процент гениальности. А 99 %, заработанные тяжким трудом, по наследству от отца к сыну, увы, не перейдут. Потому что приобретенные признаки не наследуются !

А между тем, в своем первоначальном виде трудовая теория антропогенеза основывалась именно на этом заблуждении, типичном для 19-го века. Его разделял даже сам Дарвин, который увязывал изменчивость и приспособление к условиям среды как раз с наследованием приобретенных признаков. Понятно, что и его ранние последователи тоже впадали в эту ошибку.

Энгельс в своих работах в биологические подробности не вдавался, но роль труда в процессе превращения обезьяны в человека представлял себе именно так: обезьяна берет в руки палку и чтобы высвободить для этого руки, приспосабливается ходить на двух ногах. И эту новую способность наследуют ее дети.

Конечно, это происходит не за два поколения, но суть дела не меняется. Все равно в основе процесса лежит наследование приобретенных признаков.

И если такие признаки не наследуются, то рушится на корню и трудовая теория антропогенеза в ее первозданном виде.

Согласимся — труд помогает развить природные способности чуть ли не до бесконечных пределов. Но для эволюции в этом нет никакого смысла. Как бы ни был умен отец, мозг сына от этого больше не станет.

Почему же тогда у предков человека мозг постепенно увеличивался? Что было движущей силой антропогенеза, если приобретенные признаки не наследуются?

На этот вопрос легко ответит каждый, кто знаком с эволюционным учением. Эта движущая сила — естественный отбор, и можно было бы не затевать разговор про отрубленный собачий хвост, если бы не один маленький нюанс.

Естественный отбор и трудовая теория антропогенеза плохо стыкуются друг с другом.

В упрощенном виде естественный отбор выглядит так. В каждой популяции существуют особи, которые лучше других приспособлены к существующим условиям — и наоборот. Понятно, что наиболее приспособленные дольше живут, меньше болеют, активнее спариваются и дают больше потомства. В результате их прогрессивные признаки закрепляются в потомстве и доминируют, а бесполезные признаки наименее приспособленных особей исчезают без следа.

В свете трудовой теории антропогенеза ключевой тезис применительно к предкам человека можно сформулировать так: лучше выживают, чаще спариваются и дают больше потомства те особи, которые лучше других приспособлены к труду. То есть более умные, более смекалистые и более ловкие.

В 19-м веке, когда писал свои книги Энгельс, кабинетные ученые, видевшие каменный топор только в музее, рассуждали примерно так:

— Каменное орудие изготовить очень трудно. Бедняге питекантропу приходилось месяцами с утра до вечера оббивать и точить один камень, чтобы из него вышло что-нибудь дельное.

— Самые умные и смекалистые, у которых работа шла быстрее, оказывались в более выгодном положении. У них оставалось больше времени на охоту, собирательство и секс. Поэтому они больше ели, меньше болели, дольше жили и чаще давали потомство.

— Считалось также, что работа каменными орудиями — адский труд. Одно дерево приходилось рубить много дней от зари до зари. И опять же, только у самых сильных и умных оставалось достаточно времени на другие дела.

— В итоге умных, ловких и умелых в каждом поколении становилось все больше — а чтобы выделиться на общем фоне, надо было оказаться еще умнее. Естественный отбор закреплял в потомстве такие признаки, как большой мозг, прямохождение и ловкие руки, и обезьяна медленно, но верно превращалась в человека.

Но в 20-м столетии исследователи, во-первых, хорошо изучили жизнь людей, до сих пор пребывающих в каменном веке, а во-вторых, сами попробовали создать каменные орудия и поработать ими.

И получилось вот что:

— На изготовление хорошего каменного топора у современного человека уходит не больше часа. Менее смекалистые и ловкие питекантропы, возможно, возились дольше, но вряд ли намного. Главное — сообразить, как это делается, или у кого-то научиться, а дальше дебил справится с задачей не хуже гения. Так что на изготовление орудия уходит от силы несколько часов. А пользоваться им можно много дней.

— Много ли орудий надо первобытному человеку? Вряд ли. У индейцев акурио, которые живут в лесах Амазонии, их не больше десятка. Причем каменный только топор, остальные — из дерева или кости. А у архантропов их, наверное, было еще меньше. К тому же, если одни орудия нужны каждому охотнику, то другие не так необходимы — хватит и одного на все племя.