Андрей Мартьянов - Прогулки по средневековью

А что же теперь, когда село понесло столь немыслимые потери? Когда в крестьянской семье умер каждый третий, а местами и каждый второй? Что делать сеньору, не желающему терять доход от продажи урожая? Верно, искать наемную рабочую силу, поденщиков, батраков. Тех, кто готов обрабатывать землю за деньги, а не на основе старинных феодальных повинностей.

Это означает как повышение цен на сельскохозяйственную продукцию, так и очередной рост зарплат, только на этот раз не в городе, а на селе. И хотя Черная смерть вымела огромное количество едоков, повсеместно наблюдался застой цен на зерно вместо их снижения — свою роль играло крайне серьезное падение производства и невозможность его стабилизации в краткосрочной перспективе.

Наконец, чума вызвала к жизни невиданное ранее явление: сеньоры, чей доход серьезно сократился, начали требовать со своих крестьян денежный оброк вместо обычной части урожая — разумеется, это вызвало рост недовольства, который однажды выльется в Жакерию 1358 года, одно из крупнейших крестьянских восстаний своего времени.

Феодализм в его классическом виде начал умирать. От чумы.

Мы должны рассматривать XIV век как сплошную череду самых тяжелейших кризисов, в итоге не оставивших от уклада эпохи Высокого Средневековья камня на камне.

Начиная с 1315 года и голодного «потопа» тех лет Европа более не знала покоя. Визит всех четырех всадников апокалипсиса поставил на Средневековье крест, и переломным моментом была именно Великая эпидемия. Начинается переходный период от Средневековья к Новому времени.

Великий голод, начавшаяся вскоре после него Столетняя война, последовавшая затем чудовищная эпидемия, разрушившая старые экономические схемы и ставшая причиной «революции городов» и резкого толчка к капиталистическому типу производства, крестьянские бунты и прочие глобальные катаклизмы этого столетия оказались, вне всяких сомнений, наиболее мрачным временем в европейской истории, а численность жертв чумы в процентном соотношении оставила далеко позади обе мировые войны, вместе взятые.

Следует упомянуть, что «чумной век» не закончился, собственно, с великим мором 1348–1350 годов. Чума возвращалась и шла несколькими последовательными волнами:

❖ 1361 год: заболевших до половины, есть выздоравливающие;

❖ 1371 год: заболевших около одной десятой; многие выздоравливают;

❖ 1382 год: заболевших около одной двадцатой, выздоравливает большинство.

Отдельные вспышки отмечались и в XV веке, пускай они и не носили настолько разрушительного характера. Чума становится столь же привычным спутником человека, как ранее корь или дизентерия. Другое дело, что восприимчивость к болезни со временем стала в разы меньше, и впредь не наблюдалось настолько вопиющих потерь.

И что, вы думаете, получилось в итоге? В конце XIV и начале XV века происходит невероятный демографический взрыв, фактически восстанавливающий численность населения — да так, что можно было вести Столетнюю войну еще семьдесят лет. Немецкий историк медицины Генрих Гезер указывает: «Множество вновь создаваемых семей оказались необычайно плодовиты — в таких браках очень часто рождались двойни». Природа компенсировала потери.

В целом вся эта история попахивает мистикой — столько несчастий одновременно, за несколько десятилетий, обычно не происходит. Заметим, что в будущем эпидемий масштаба Черной смерти никогда не случалось — в Лондон 1665 года завезли бубонную чуму, и это была последняя вспышка, не распространившаяся дальше и со сравнительно небольшой смертностью.

Случись нечто подобное Черной смерти в Европе сейчас, из неполных семисот миллионов умерло бы миллионов триста — триста пятьдесят.

Интересно влияние Черной смерти на другую эпидемию — проказу, которая достигла пика примерно через 200 лет после начала крестовых походов — в XIII веке. Эпидемическая ситуация с вроде бы малозаразной болезнью стала столь катастрофична, что в целях профилактики и изоляции больных Церковь создавала убежища для прокаженных — lazaretti (от Ордена лазаритов, устраивавших лепрозории в Палестине).

К моменту смерти Людовика VIII Льва (1229) во Франции (занимавшей тогда территорию вдвое меньшую, чем теперь) насчитывалось уже до 2000 лепрозориев, которым король на смертном одре завещал 10 тысяч ливров — сумма по тем временам оглушительная.

По свидетельству летописца Матвея Парижского, всего в «христианском мире» (читаем — католическая Европа и Святая земля) было около 20 тысяч лепрозориев. Масштаб немаленький, даже если считать, что в каждом лепрозории содержалось, допустим, по 20 больных. Итого почти 400 тысяч человек. Смело округляем в пользу увеличения и получаем полмиллиона при населении Европы где-то в 75–80 миллионов человек. Очень скверная статистика.