Феликс Арский - В стране мифов

«Уже с того отдаленного времени, когда люди, еще не имея никакого понятия о строении своего тела и не умея объяснить сновидений, пришли к тому представлению, что их мышление и ощущения не есть деятельность их тела, а какого-то особого начала — души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти, — уже с этого времени они должны были задумываться об отношении этой души к внешнему миру. Если она в момент смерти отделяется от тела и продолжает жить, то нет никакого повода придумывать для нее еще какую-то особую смерть. Так возникло представление о ее бессмертии, которое на той ступени развития не заключало в себе ничего утешительного, казалось неотвратимой судьбой и довольно часто, например у греков, считалось подлинным несчастьем. Не религиозная потребность в утешении приводила всюду к скучному вымыслу о личном бессмертии, а то простое обстоятельство, что, раз признавши существование души, люди, в силу общей ограниченности, никак не могли объяснить себе, куда же девается она после смерти тела».

Сначала в подземном мире царило равенство душ. Как и при жизни, в условиях родового строя, покойники не имели никаких особых привилегий и не различались между собой — всем было гарантировано вечное блаженство. Когда первобытнообщинные устои разложились, и возникло общественное неравенство, изменились и устои потустороннего мира: все теперь зависело от того, кем был умерший на земле, заслужил ли он это блаженство. Зародился страх перед загробным царством; люди постепенно приходили к горькому выводу о недоступности вечной жизни, о недостижимости бессмертия.

Древние египтяне никак не хотели примириться с исчезновением души и разработали целую систему сохранения трупов (в виде мумий), обеспечив таким образом возможность душе вернуться, как только она пожелает.

Греки же, очевидно, пришли к выводу, что дожидаться возвращения души дело ненадежное (да и как знать — такое ли уж целесообразное?), и, соблюдая положенные обряды, предавали тело покойного земле и воздвигали надгробный памятник. Для утонувших или погибших в далеких краях на их родине, где, естественно, похорон не производилось, все же сооружали «пустую могилу» (кенотаф), иначе, не имея посмертной обители, душа обречена вечно скитаться и никогда не достигнет царства теней.

Она становилась беспокойным призраком, не знающим отдыха и не получающим для себя пищи. Ей оставалось лишь одно — мстить живущим на земле: насылать на них болезни, запугивать страшными сновидениями, даже губить посевы. Поэтому больше всего греки заботились именно о погребальном культе, стараясь не раздражать усопших. Каждый гражданин греческого полиса беспокоился о том, будут ли выполнены после его смерти подобающие обряды, и сама смерть внушала иногда меньше страха, чем невыполнение похоронного ритуала.

Умирающий на поле брани Гектор просит сразившего его Ахилла лишь об одном:

И на это беспощадный победитель отвечает словами, которых так опасался бесстрашный троянский герой:

Правда, в конце концов, непреклонный Ахилл дрогнул и сжалился над старым Приамом, пробравшимся в его палатку и умолявшим возвратить ему тело убитого сына. Гораздо трагичней разворачивались события в другом мифе — из так называемого фиванского цикла. Сыновья царя Эдипа должны были поочередно править Фивами. Но когда подошел очередной срок, Этеокл нарушил договор и отказался уступить престол Полинику, жившему в Аргосе. Началась братоубийственная война, известная в мифах под названием «Поход семерых против Фив». Семь вождей возглавляли наступавшие войска, и среди них Полиник, на щите которого была изображена богиня и начертана надпись: «Я введу этого мужа как победителя в его родной город и в дом его отцов».

Поход, однако, оказался неудачным, победу одержали осажденные. Но в решающем поединке погибли оба брата. И тогда новый правитель Фив Креонт принял суровое решение. В трагедии Софокла «Антигона» он обращается к народу со словами: