Коллектив авторов - Быть княгиней. На балу и в будуаре

Возвратимся ко двору, к человеческим слабостям и… к моей повязке. Графиня Салтыкова, родственница графини Шуваловой, очень желала быть допущенной на концерты Эрмитажа. Императрица предоставила эту милость ей и ее дочерям один или два раза. Однажды, когда она была приглашена, мы дожидались Ее Величества в комнате, где находился оркестр. Г-жа Салтыкова – женщина хотя и с достоинствами, но была одержима непреодолимой завистью, распространенной при дворе. Милостивое отношение ко мне Императрицы иногда заставляло ее довольно сухо обходиться с моей незначительной особой. В этот вечер у меня была очень красивая прическа, которую мне устроила Толстая, и повязка под подбородком. Графиня Салтыкова подошла ко мне с холодным и враждебным видом. Она была высокого роста, внушительная, с мужскими чертами лица.

Величественная государыня Екатерина II. Художник – Иван Вишняков

– Что это у вас под подбородком? – спросила она. – Вы знаете, эта повязка придает вам вид, будто у вас болит лицо?

– Это Толстая меня так причесала, – ответила я, – и я подчинилась ее фантазии, у нее больше вкуса, чем у меня.

– Не могу от вас скрыть, – продолжала она, – но очень некрасиво.

– Что делать! Я не могу сейчас ничего переменить.

Появилась Императрица, и началась симфония; великая княгиня спела арию, я тоже, после чего Ее Величество позвала меня (графиня Салтыкова сидела рядом с ней).

– Что это у вас под подбородком? – сказала Императрица. – Знаете ли, что это очень красиво и идет к вам.

– Боже, как я счастлива, что эта прическа правится Вашему Величеству; графиня Салтыкова нашла это таким некрасивым и неприятным, что я была совсем обескуражена.

Императрица пропустила палец под повязку, повернула мое лицо к графине и сказала:

– Посмотрите, как она красива.

Салтыкова, очень сконфуженная, ответила:

– Действительно, это довольно недурно идет к ней.

Императрица немного больше потянула меня к себе и подмигнула. Мне очень хотелось рассмеяться, но я сдержалась ввиду смущения графини, она почти возбуждала жалость. Я поцеловала руку у Государыни и возвратилась на свое место.

Той же зимой [20]случилось одно недоразумение, ясно свидетельствующее о доброте Императрицы. Она дала распоряжение маршалу двора, князю Барятинскому, прислать в Эрмитаж графиню Панину, в настоящее время г-жу Тутолмину [21].

Ее Величество появилась и увидела графиню Фитингоф, которую она никогда не приглашала, а графини Паниной не было. Государыня сделала вид, что ничего не замечает, разговаривала и потом тихо спросила у князя Барятинского, каким образом графиня Фитингоф попала на собрание Эрмитажа. Маршал очень извинялся и сказал, что лакей, которому было поручено приглашение, ошибся и вместо графини Паниной был у графини Фитингоф.

– Сначала пошлите за графиней Паниной; пусть она приезжает как есть; относительно же графини Фитингоф: запишите ее на лист больших собраний Эрмитажа; не надо, чтобы она могла заметить, что она здесь по ошибке.

Графиня Панина приехала и была принята как дочь человека, которого Императрица всегда уважала.

Я приведу здесь один случай, делающий честь одинаково и Императрице, и подданному. Императрица составила кодекс законов и отдала его на рассмотрение сенаторов. Тогда Ее Величество еще посещала заседания Сената. После нескольких заседаний она спросила о результате рассмотрения. Все сенаторы одобрили кодекс, только один граф Петр Панин хранил молчание. Императрица спросила его мнение.

– Должен я отвечать Вашему Величеству как верноподданный или как придворный?

– Без сомнения, как верноподданный.

Граф изъявил желание переговорить с Государыней наедине. Она удалилась с ним, взяла тетрадку и разрешила ему вычеркнуть, не стесняясь, что он находит неудобным. Панин зачеркнул все. Императрица изорвала тетрадку надвое [22], положила на стол заседаний и сказала сенаторам:

– Господа, граф Панин только что доказал мне самым положительным образом свою преданность.

И, обращаясь к Панину, прибавила:

– Я вас прошу, граф, поехать со мной и отобедать у меня.

С тех пор Ее Величество во всех своих проектах советовалась с ним, и, когда он был в Москве, она спрашивала его мнение письменно.

Прогулка 30 мая [23] – одно из самых дорогих моих воспоминаний. В жизни бывают минуты, когда кажется, что решается судьба. Они как точка, которую ничто не может стереть. Тысяча обстоятельств следуют за ней, не разрушая ее в течение лет; неприятности, проблески счастья – все кажется связанным с этим центром, наполняющим сердце.