Василий Вишняков - Конструкторы

…Вероятно, он был счастливым человеком. Судьба обласкала его. К пятидесяти годам он получил почти все мыслимые у нас в стране награды и почести. Трижды Герой Социалистического Труда. Лауреат Ленинской и пяти Государственных премий. Доктор наук и член-корреспондент АН СССР. И даже генерал (хотя ни дня не служил в армии). Он не был на войне, но среди его многочисленных орденов — полководческий орден Суворова, которого удостаивались храбрые боевые генералы за выигранные сражения.

И вот в расцвете сил — болезнь, не оставляющая надежды. Та самая болезнь, которую врачи по гуманным соображениям обычно пытаются скрыть от пациента, и почти всегда безуспешно. В отличие от преступника приговорённого к казни, больной не знает, за что и к чему.

Внезапный удар судьбы Духов принял стойко. Рассказывают — вёл себя так, как будто ни о чём не догадывался. Ездил на работу, как всегда охотно шутил, ещё охотнее смеялся шуткам друзей. Горячо и заинтересованно участвовал в обсуждении рабочих планов, том числе и на отдалённую перспективу. Сотрудники КБ, люди в большинстве серьёзные и многоопытные глядя на «шефа», поговаривали иногда между собой о трудностях диагностики этого коварного заболевания, о том, что не исключена одна из тех ошибок, которыми так грешат медики. Было от чего засомневаться. Николай Леонидович выглядел прекрасно, держался, как всегда. Очень похоже, что его болезнь — всего лишь разговоры.

Но весной ему стало хуже. Весна в Москве — нелёгкая пора года. Грязь, слякоть… Пробуждение природы, но хмурое, вялое… Явно не хватает тепла. Днём иногда пригреет солнце, а ночью — опять заморозки. И так день за днём. Иногда кажется — всё, конец зиме, весна прорвалась, а глядь — опять выпал снежок. Во дворах — мусор, уже не прикрытый снегом, вмёрзший в грязно-серый лёд. Деревья стоят голые до самого мая. Трудно весной в столице человеку больному, особенно уроженцу солнечного юга.

Он и жаловался лишь на затянувшуюся слякоть да изредка — на усталость. «Устал я что-то сегодня, — иногда говорил жене. — Пуст, как выжатый лимон». Вздыхал: «Поскорее бы кончилась эта треклятая карикатура на весну». Вслух мечтал о поездке в Крым, к морю.

А потом наступил день, когда внешнее благополучие — а по сути, хрупкое равновесие между силами жизни и смерти, поддерживаемое громадными усилиями воли — внезапно и катастрофически рухнуло, как это и бывает всегда при такой болезни. Силы стали стремительно убывать.

Он сидел на диване или в кресле, читал своего любимого раннего Чехова, но уже не посмеивался, как бывало, и даже не улыбался. Осунувшееся лицо было суровым. Часто ронял книгу, впадая в дремоту или забытье, и тогда случалось — из-под опущенных век выкатывалась и скользила по бледной щеке слезинка…

Один из поэтов в старости в отчаянии и с поздним раскаянием написал горестные строки:

Жизнь Духова не была лёгкой. Слишком много в ней было борьбы. А там, где борьба, — там не только победы, но и горечь неудач, и тайные муки обидных поражений. Но как совместить с этим репутацию Духова как человека весёлого, лёгкого, неистощимого оптимиста и юмориста — «человека, который смеётся»? Что это — удобная маска? А может быть, трудная жизнь не мешает ей состояться как жизни счастливой?..

Высокий светловолосый парень, красивый и сильный не спеша идёт по Невскому. Он только что вернулся Полтавщины, из своего родного Веприка, и настроение у него прекрасное. На загоревшем под степным солнцем лице — беспричинная добродушная улыбка. Прохожие спешащие в этот утренний час по проспекту, смотрят понимающе — человек вернулся с юга, вероятно из отпуска, всем доволен и рад встрече со своим северным, холодным, но прекрасным и любимым городом. Так оно и есть — после почти месячного отсутствия он сегодня специально пораньше вышел из дома, чтобы по пути на работу заглянуть на Невский, увидеть Неву, вдохнуть солёный воздух Балтики, снова ощутить себя ленинградцем.

Здравствуй, Ленинград!

Он выходит на Аничков мост и останавливается перед скульптурами Клодта с неизменным восхищением. Какая счастливая мысль — изваять в натуральную величину и без всяких постаментов установить вот так посреди многолюдного проспекта, этих словно бы живых, прекрасных коней. Привет вам, питомцы диких степей, навеки застывшие в бронзе!