Василий Вишняков - Конструкторы

— Ну что ж… вижу, что вас не переубедить. Лишнее доказательство, что слово — увы! — не всесильно. Желаю вам стать хорошим инженером. Но только, слышите, хорошим, иначе я буду считать, что допустил ошибку.

Нет, никогда не жалел он о сделанном той осенью выборе. Хотя с учёбой, конечно, далеко не всё было гладко, особенно в первое время. Начать с того, что знаменитый технологический институт, alma mater блестящих студентов-технологов, разочаровал его тем, что готовил именно технологов, а не конструкторов, учил изготавливать машины, а не создавать их. Примириться с этим он не захотел и ещё на первом курсе с немалыми трудностями добился перевода в более молодой и не столь знаменитый Ленинградский индустриальный (затем политехнический) институт на машиностроительный факультет.

…Высшая математика, сопротивление материалов, термодинамика, теория механизмов и машин — по этим и многим другим действительно очень сложным дисциплинам в дипломе у него — отличные оценки. Пятёрка даже по английскому языку. Жена Вера часто смеялась, видя, как он, вышагивая из угла в угол их маленькой комнатёнки на Невском, зубрит английские слова.

— Ты чего, Верка, скалишься? Ничего смешного нет, — остановившись, спрашивал он её сердито.

— Нет, правда смешно. Ты такой серьёзный товарищ, а занимаешься бог знает чем. В Вятке никто не поверил бы!

— Пора бы тебе забыть о своей Вятке! — говорил о с досадой.

Упрёк был не совсем справедлив — Вера свою Вятку, в которой родилась и выросла, вспоминала нечасто без сожаления. По лёгкости характера или по молодости лет она быстро примирилась с тем, что из уважаемой супруги губернского ответработника превратилась в жену студента, никому в огромном городе неизвестного. Старалась как-то наладить быт, что было нелегко, особенно после того, как в 1930 году родилась вторая дочка Тома (старшей Лизе было два годика). Жил трудно (хотя парттысячникам и сохранялся оклад по прежней должности), но дружно, скученно, но не скучно. А главное — он шаг за шагом приближался к заветной цели — стать инженером.

Дипломный проект — коробка передач среднего танка — делал старательно, вкладывая в него всё, что усвоил в институте. Провёл тщательный расчёт зубчатых передач, валов, подшипников, скомпоновал всё это точно по правилам, в строгих канонах, предписанных учебниками. Но работа эта не показалась интересной. К тому же с графикой было плоховато. Не каждому это дано — выполнить чертёж так, чтобы он своим внешним видом порадовал строгий взгляд любого доцента. Чертежи в целом получились грязноватыми. Был вынужден — что греха таить — прибегнуть к помощи Верочки, которая буквально в ночь перед защитой какими-то своими женскими способами с помощью хлебных крошек, утюга и ещё чего-то придала листам его проекта достаточно пристойный вид…

Защита дипломного проекта прошла блестяще. Но это не принесло большого удовлетворения. Одержимость конструкторской работой пришла позднее.

С чего же это началось? С того момента, когда выяснилось, что спроектированную им коробку передач решено изготовить и установить на опытный образец среднего танка? Или позже — когда он в опытном цехе ОКМО увидел первую шестерню, изготовленную точно по его чертежу, а потом и другие шестерни, и валы, и вилки? Или ещё позже, когда полностью собрали достаточно сложный и внушительный агрегат, который своим рождением был обязан ему, был таким, а не иным потому, что он так решил? Агрегат солидно сверкал блеском стали, его можно было потрогать, покрутить, он работал. Да, вот тогда, пожалуй, он впервые испытал чувство, ранее ему незнакомое, ни с чем не сравнимое.

Он не мог бы сказать, что раньше не испытывал удовлетворения от сделанного. Бывало, конечно. В Вятке часто выступал с докладами перед рабочими и работницами фабрик, заводов, в совпартшколе перед молодёжью. Доклады тогда не читали, это не было принято, заранее подготовленного текста не имелось. Выступал горячо, увлекаясь, этим вызывал интерес у слушателей. После доклада на него сыпались вопросы. Возвращался домой поздно, усталый, но довольный. На одном из таких выступлений перед комсомольцами встретил Веру — приметил её внимательный, словно завороженный взгляд. Призналась потом, что именно как оратор он произвёл на неё, вятскую комсомолку, неизгладимое впечатление.

Да, бывало, что удачно проделанная полезная работа приятно щекотала самолюбие, радовала. Но как далеко это было от того чувства, которое испытал он при виде работающего агрегата своей конструкции, от радости и гордости творца. Он понял, что ощутил частицу того самого чувства, которое заставило Пушкина, поставившего последнюю точку в «Борисе Годунове», прыгать по комнате, восклицая: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!»