Василий Вишняков - Конструкторы

— Противодействие мы предвидели. Поэтому и сделали готовый проект. Каждый разумный человек увидит преимущества нового варианта и оценит их не хуже нас с вами.

— Ваш проект — гениальный ход, но поможет ли он? Не уверен. Колёсно-гусеничный движитель, которого не имеет ни один зарубежный танк, в глазах многих — козырь, наша гордость. Отказ от него, скорее всего, расценят как вашу попытку уйти от некоторых технических трудностей, встать на путь наименьшего сопротивления.

— Что же вы предлагаете? — резко спросил Кошкин. — Не бороться, отступиться, как это уже не раз делалось в аналогичных ситуациях? А получит армия танк, который мог бы и должен быть лучше?

— Попытаться кое-что сделать можно, но несколько иным путём.

— Говорите, я вас слушаю.

Сурин сбросил наконец маску беспечного малого, задумался. Потом встал, прошёлся по кабинету и, остановившись перед Михаилом Ильичей, негромко сказал:

— Есть орган, который мог бы без проволочек и однозначно решить этот вопрос. Это Главный военный совет. Формально он действует при нашем наркомате, но одним из его членов является… вы сами знаете кто. Не председатель, а простой член, но его мнение… вы понимаете… Оно может быть положительным или отрицательным — этого я не берусь предсказать, но решит дело окончательно. Думаю, что кое-какие шансы у вашего варианта есть.

Главное было сказано. Сурин снова повеселел, на его лице опять появилось мальчишески беспечное выражение. Кошкин молчал, думая.

— Выносить на утверждение ГВС надо, конечно, проект А-20, — вслух размышлял Сурин. — Да, только так. А Т-32 — попутно, в расчёте заинтересовать одного из членов совета. Кстати, в аппарате ГВС работает один мой товарищ… Вместе были в длительной командировке… Попробую позондировать через него почву, потом позвоню вам. Ну как, Михаил Ильич, подходит?

Кошкин молча крепко пожал руку Сурина. На его усталом, осунувшемся лице, с глубоко сидящими серыми крупными глазами, появилась слабая улыбка.

— А теперь, Михаил Ильич, хочу проинформировать вас о том, что я доложу Салову по существу дела. Так, на всякий случай, чтобы не было недоразумений. Не думайте, что это легко и просто. Доложу, примерно, следующее: проект А-20 готов, точно соответствует утверждённому заданию. Группа конструкторов в инициативном порядке разработала проект чисто гусеничного танка с семидесятишестимиллиметровой пушкой и усиленным бронированием. Они считают, что их предложения необходимо обсудить на достаточно высоком уровне… Вот в таком разрезе…

Именно так, почти в тех же выражениях, и доложил Сурин комкору по приезде в Москву о «безобразиях» на Особом заводе. Салов, как и ожидал Сурин, прореагировал спокойно, с некоторой даже долей добродушия.

— Значит, говоришь, точно всё выполнили? И проект А-20 готов? Ну-ну, посмотрим… А своими предложениями пусть они… сами тешатся. Мы в прожектёрах не нуждаемся.

Событие, которого все нетерпеливо ждали, свершилось вполне буднично. Ранним январским утром мощным тягач «Ворошиловец» доставил в опытный цех из корпусного, один за другим, два покрытых сизым инеем броневых корпуса. Установили их на специальных кóзлах рядом.

Обе броневые коробки были без башен и внешне казались одинаковыми. У обеих — характерная обтекаемая форма с острыми углами наклона брони. Но различия имелись: отверстия в бортовых листах под оси опорных катков располагались по-разному. А главное, толщина лобовых и бортовых листов брони у одного корпуса была двадцать, а у другого — тридцать два миллиметра. Первый корпус предназначался для сборки колёсно-гусеничного танка А-20, другой — для гусеничного Т-32. Решением Главного военного совета следовало изготовить и представить на сравнительные испытания оба образца.

С этого дня Кошкин большую часть времени проводил в опытном цехе. Надев комбинезон, лез то в один, то в другой танк, контролировал монтаж каждого узла. Когда возникали затруднения, а это случалось довольно часто, тут же, на месте сборки, проводил совещания. Случалось, объявлял конкурс на решение трудной технической задачи, говоря своё любимое:

— Думайте все!

И нередко бывало, что в жизнь воплощалось предложение не конструктора, а мастера-умельца или водителя-испытателя. В этих случаях главный конструктор никогда не забывал о вознаграждении победителя: объявлял о его успехе публично, вручал денежную премию или путёвку в заводской санаторий «Зянки», а случалось, в Кисловодск или Сочи. «Выбивал» эти премии и путёвки Михаил Ильич с большой настойчивостью. Только сам не брал отпусков, не использовал и выходные дни.