Борис Акунин - Азиатская европеизация. История Российского государства. Царь Петр Алексеевич

Следует сказать, что гиперактивность, какими бы физиологическими или психологическими причинами она ни объяснялась, – очень ценное качество для правителя. Особенно если такой же динамичностью обладает его ум, а у Петра тело вечно не поспевало за стремительностью мысли. У этого человека беспрестанно возникали новые идеи, он ими загорался и немедленно приступал к их осуществлению. Но при этом (спасибо пресловутой обсессионности), увлекаясь новой целью, он не охладевал к прежней, так что с годами поставленные задачи всё множились. Царь был упорен и упрям – иногда до абсурдности, но без этой петровской «упертости» ни одно начинание не было бы завершено. Одна из самых сильных, позитивных черт Петра состоит в том, что он никогда не опускал руки и не смирялся с неудачей. Наоборот, поражение словно удваивало его энергию.

Не менее ценным порождением огня, всю жизнь опалявшего эту неспокойную душу, была жадная любознательность. Она с одинаковым пылом расходовалась на важные предметы и на чепуху, но сама всеядная широта петровских интересов не может не восхищать.

Петр не имел склонности к отвлеченным наукам и изящным искусствам, его занимало не теоретическое обоснование и не красота жизни, а ее механика, практическая польза . Знаменитый мемуарист герцог Сен-Симон, близко наблюдавший сорокапятилетнего Петра в Париже, пишет: «Сей государь поражает своим сугубым любопытством, которое всегда связано со сферами управления, коммерции, образования или полиции. Это всеохватно и касается даже самых мелочей, если в них обнаруживается полезность».

Петр I в Монплезире (загородной Петергофской резиденции). В.А. Серов

В первое свое европейское путешествие царь отправился, желая в доскональности изучить кораблестроение, – и преуспел в этой профессии, пройдя выучку у лучших мастеров, голландцев и англичан. Считается, что к тому времени он уже освоил четырнадцать разных ремесел. Но Петр неустанно пополнял багаж знаний и в дальнейшем. Физика, химия, математика, ботаника, зоология, медицина, анатомия, астрономия, геология, география, палеонтология – вот далеко не полный перечень дисциплин, которыми интересовался его стремительный, ни на чем долго не задерживавшийся ум.

Но была в петровской порывистости и оборотная, черная сторона, проявлявшаяся в приступах необузданной ярости. Царь легко впадал в исступление и в гневе бывал страшен – казалось, он на время лишался рассудка, иногда из-за сущих пустяков. В таком состоянии он мог наброситься даже на тех, к кому относился с любовью и уважением. Однажды, пируя дома у Франца Лефорта, Петр кинулся со шпагой на своих ближайших товарищей – Шеина, Никиту Зотова, Ромодановского, причем последнего даже ранил. В другой раз он повалил на пол и бил ногами самого Лефорта, которого чтил больше всех людей на свете. Известны случаи, когда Петр, не помня себя, наносил своей тяжелой рукой и смертельные удары.

Иногда вспыльчивость выливалась в сцены совершенно отвратительные. В голландском городе Лейден царь с огромным интересом наблюдал, как знаменитый медик Герман Бургаве анатомирует труп, – и вдруг заметил, что кто-то из свиты взирает на эту жуткую процедуру с отвращением на лице. Мгновенно рассвирепев, Петр велел чистоплюю рвать мертвеца зубами – и тот ничего, рвал, на глазах у обмерших аборигенов.

Когда требовалось выбить из какого-нибудь подозреваемого признание, Петр не брезговал лично участвовать в пытках, и, если допрашиваемый не сознавался, государь требовал все более жестоких истязаний. Ничем кроме болезненно-истерического возбуждения нельзя объяснить то, что самодержец собственноручно, на глазах у всех, рубил головы стрельцам во время массовых казней 1698 года. До такого, кажется, не опускался и Иван Грозный.

Полагаю, что еще одна особенность петровского характера, прославленная всеми биографами, – бытовая неприхотливость, тоже напрямую связана с нетерпеливостью.

Петр вечно торопился. Ему скучно было разряжаться – и он одевался попросту, как придется: обычно не носил париков, кружевных галстуков и манжетов, не любил перчаток, из обуви предпочитал грубые сапоги. Дома ходил в засаленном халате (вообще не отличался аккуратностью и чистоплотностью). Не лакомился деликатесами – не мог долго сидеть за трапезой. Ел много, как того требовала его великанская конституция и неуемная энергия, но самую простую пищу. В век, когда европейские монархи пытались подражать «королю-солнце» Людовику XIV и пышности Версаля, российский двор производил на иностранцев впечатление невероятной скромности, и это несомненно было благом для разоренной войнами страны. Из всех тогдашних венценосцев русского царя затмевал аскетизмом один лишь Карл XII – тот даже и вина не пил.