Слово сказано — «бесы».
Именно в этом причина поразительной сдержанности рассказывающих о Язычестве книжников, чаще всего — людей церковных. Для средневековых христиан Боги их Языческих предков — и немалого числа современников — отнюдь не были какими-нибудь безобидными «литературными образами» или «олицетворением явлений природы».
«Боги языцей — бесы!» возглашает верховный авторитет христиан, считающееся вдохновенным самим Господом Священное писание. И Ветхий Завет, и Новый вполне единодушны в этом вопросе (Втор, 32, 16–17, Пс. 105, 37, Коринф, 10, 20). А потому — «Не вспоминайте имени богов их» (Ис. На 23, 7) и «не помяну их имен устами моими» (Пс. 15, 4).
Что ж, по-своему разумно — ведь до сих пор говорят: «Помяни чёрта — и он явится».
Ещё в XVII веке безымянный автор Густынской летописи и создатель «Слова об идолех Владимировых», окрестившийся в православие прусский выходец И. Гизель сочли совершенно необходимым подчеркнуть, что описываемые ими Боги — «бесы», «пекельные» — т. е. адские Боги.
Авторы сразу заявили, что говорят об этом «бесовском отродье» не как о достойных воспоминания, но ради доказательства «дьявольской» и «безумной» природы Язычества. Вот как долго христианские авторы обставляли извинениями и «идеологическими» экивоками всякое упоминание о Языческих Божествах! [1] 1 На фоне такого отношения бросается в глаза «Слово о полку Игореве», спокойно упоминающее Языческих «бесов», но ни разу не помянувшее Христа, святых, «православную христианскую веру». Впрочем, этот вопрос слишком обширен и слишком далеко уведёт нас от нашей темы.
Надо сказать, суровое отношение к их упоминанию — даже чисто литературному — церковь сохранила до «просвещённого» XVIII столетия включительно. [2] 2 Любопытной иллюстрацией к воззрению христиан на Языческих Богов служит книга «Религия московитов», вышедшая в Лейпциге ещё в 1717 году. На содержащейся в ней гравюре Боги капища 980 года — Перун, Мокошь, Стрибог, Хорс и другие — изображены с собачьими и кошачьими мордами, копытами, рогами, длинными ушами и прочими чертами нечисти. От этой книги счёл необходимым предостеречь своих читателей ещё Андрей Кайсаров в «Славянской и российской мифологии» в 1804 году, однако историк (!) А.А. Бычков считает возможным ссылаться на эту карикатуру ещё в начале XXI столетия.
В 1786 году архиепископ Платон объявил «сумнительными и могущими послужить к разным вольным мудрствованиям» романы о Языческой Руси Василия Левшина, бывшего своего рода предтечей нынешнего «славянского фэнтези» и вдохновившего Пушкина на поэму «Руслан и Людмила».
И если сегодня даже, в начале XXI века, иеромонах Василий Уткин пишет «под именем Перуна и Святовита поклоняется он (язычник — О.В.) реальным духовным силам ада», то можно себе представить, насколько серьёзнее все было в Средние века! Поэтому ясно, отчего авторы поучений против Язычества и двоеверия век за веком повторяли и цитировали приведенный в летописи список «бесов».
Этим как бы отводили от себя гнев Христов — а кто-то и их устрашающее внимание. Ведь это же не они называли Перуна, Хорса «и иных многих» — это автор летописи! И грех вроде бы меньше.
Ведь не сами ж — за святым Нестором повторяем! Впрочем, через полтысячи лет после написания «Повести» и через три столетия после того, как отгорели огни последних погребальных костров и жертвенников русских язычников, страх перед «бесами» поутих, напротив, пробуждался интерес к вере пращуров. Возникло желание узнать про них побольше — а спрос, как известно, рождает предложение.
И список начали расширять, что называется, правдами и неправдами.
К перечню Богов на киевском холме присоединяли то имена Богов и Богинь, по всей видимости действительно почитавшихся славянами, но в списке «Повести» не значившихся — Велеса, Ладу, Лелю, то названия Языческих праздников — Купала, Коляда. [3] 3 Впрочем, такая постановка вопроса — Языческий Бог или олицетворение праздника — не совсем осмысленна. У язычников бывают Божества, отвечавшие» за тот или иной отрезок времени — римский Ватикан, скажем, или русские Полудницы, можно также вспомнить святую Пятницу и святую Середу «народного православия». Однако нам важнее, что летопись таких «кумиров» на киевском холме не упоминала. Я настаиваю на именно таком написании этого имени, причины чего подробно разъясню при рассмотрении образа этого Божества.
Доходило до совершенных недоразумений: иноземец Гербенштейн, австрийский дипломат XVI века, прочёл — и записал в своём сочинении — летописное «усъ златъ» как «Услад» — и «бог» с таким именем на долгие годы водворился в книгах по религии славян, да и сейчас ещё обретается в любительских «Словарях славянской мифологии» и сочинениях иных «неоязычников».
Читать дальше