Александр Кондратов - Атлантиды пяти океанов

Черты сходства есть и между рисуночными письменами Двуречья, Элама и Индостана. Не исключено, что в глубокой древности существовал некий единый центр, «протописьмо», предшествовавшее древнейшим системам письма. От этого «протописьма» отделилась и стала позднее «настоящим письмом» убаидская ветвь в Двуречье, вторая ветвь дала начало рисуночному письму эламитян, а третья — протоиндийскому (и, кроме того, это «протописьмо» дало толчок к формированию египетской иероглифики из первобытного «языка рисунков», пиктографии). Точно так же, возможно, от общего языкового «ствола» отделились три ветви: «убаидская», эламская и протодравидийская, а последняя, в свою очередь, делясь на языки и диалекты, дала начало языку, на котором написаны протоиндийские тексты. Произошло это пять-шесть тысяч лет назад, в ту же эпоху, когда в долине Нила возникла письменность, в эпоху, которой датируются сцена морского боя на рукоятке ножа из Джебель-эль-Арака и наскальные изображения «чужеземных судов»… и в эпоху, когда происходили последние серьезные изменения в очертаниях суши и моря на нашей планете, быть может, породившие легенды и мифы о «великом потопе».

Библейский рассказ о всемирном потопе заимствован из Двуречья — это точно установленный факт. Но и в самом Двуречье имело место заимствование, вернее, наследование: вавилоняне унаследовали предание о потопе у шумеров, а шумеры — у протошумеров, убаидцев. «До сих пор неясно, можно ли называть людей периода Эль-Обейда шумерийцами (шумерами. — А. К.) Но одно совершенно очевидно: созданная ими культура не была бесплодной, она пережила потоп и сыграла немалую роль в развитии шумерийской цивилизации, позднее достигшей пышного расцвета. Среди прочих ценностей они передали шумерийцам и легенду о всемирном потопе. Это не вызывает сомнений, так как именно они пережили это бедствие и никто другой не мог бы создать подобной легенды», — пишет английский археолог Леонард Вулли, подводя итоги своих раскопок Ура, одного из древнейших городов Двуречья. И мы можем добавить, что не вызывает сомнений в наши дни тот факт, что люди периода Эль-Обейда шумерами не были, они говорили на другом языке. И язык этот, возможно, был дравидийским.

«Лингвистические раскопки», выделение убаидских слов в шумерских текстах, выявление убаидских географических названий на территории Двуречья позволяют нам оперировать примерно двумя десятками убаидских слов и примерно таким же числом географических названий. И многие из них можно объяснить, исходя из дравидийских языков.

Древнейшие города Двуречья имеют в своем составе корень «ур» (Урук, Ниппур), а один из них так и называется — Ур. В дравидийских языках слово «ур» означает «поселение», «город», «населенный пункт», и сотни населенных пунктов в Южной Индии имеют окончание «ур». Река Тигр на языке убаидцев называлась «Идиглату» (корень «ид» означает «река», «вода»). Возможно, ему родственно название реки Инд — ибо в дравидийских языках чередование «н»/«инд» весьма часто, — и оно первоначально означало «река», «вода», (ведь и название другой великой реки Индостана — Ганга — означает «вода», только на языке древнейших обитателей Индостана, племен мунда-кола). Убаидские слова, обозначающие различные профессии, имеют суффикс «гар» (например, «энгар» — крестьянин, «нангар» — плотник, «дамгар» — купец и др.). В дравидийских языках слово «гар» означает «рука», и, таким образом, суффикс «гар» мог означать «делатель» (крестьянин — «делатель земли», плотник — «делатель дерева», купец — «делатель торговли» и т. д.).

Конечно, для окончательных выводов данных слишком мало. Но сходство дравидийских и убаидских слов знаменательно, если учесть черты несомненного сходства между культурой протоиндийцев и убаидцев. Вне всякого сомнения, к одному источнику восходит и легенда о всемирном потопе убаидцев, и рассказ об этом же потопе, записанный в древнеиндийских священных книгах — «Шатапатха Брахмане», «Махабхарате», «Матсья-Пуране», «Бхагавата-Пуране». В последней в качестве спасителя фигурирует не библейский Ной или индийский первоучитель Ману, а Сатьяврата, «царь дравидийский», живший «в земле дравидийской». Сходство легенд о потопе заставило некоторых исследователей предположить, что древние индийцы, точнее, дравиды, заимствовали легенду о потопе из Вавилона (так предполагал, например, французский востоковед Эжен Бюрнуф, переведший «Бхагавата-Пурану» со священного языка Ийдии санскрита). Но в свете последних открытий рисуется иная картина: рассказ о потопе восходит к древнейшему источнику, к «центру икс», давшему начало убаидской и протоиндийской цивилизациям. И не о гибели ли именно этого «центра икс» повествуют не только легенды о потопе, но и восходящие ко II тысячелетию до нашей эры (а, быть может, и к более ранним временам) дравидийские предания о затонувшей прародине, то есть Лемурии?