Марк Таугер - Марк Таугер о голоде, геноциде и свободе мысли на Украине

После этого господин Конквест больше не присылал комментариев к моей статье.

Американский ученый Джеймс Мейс писал о моей статье в своей работе, опубликованной в 1995 году в Украине (Політичні причини голодомору в Україні (1932–1933), «Український історичний журнал», № 1, 1995, с. 34–48). Мейс обсуждал мою статью таким образом, который можно считать неточным и вводящим в заблуждение.

Во-первых, Мейс писал, что мои статистические данные наводят на мысль о том, что Украина получила достаточный объем урожая для всего населения, приблизительно 6,6–8,5 миллиона тонн, или по 590–700 граммов зерна в день на душу населения. Во-вторых, Мейс приводил цитаты из воспоминаний о том, что урожай 1932 года не был низким, и тут же ставил вопрос: почему же так много людей из самых разных мест говорили, что помнят о недостаточности этого урожая? Несколькими годами ранее Мейс организовал в конгрессе США слушания, во время которых показания дали лишь несколько украинских иммигрантов, и еще меньшее число украинцев говорило о большом урожае.

В 2002 году в одном из интернет-источников появилось сообщение о том, что Мейс обрушился на мою статью с еще более суровой критикой: он откровенно назвал мои доводы «беспочвенным статистическим многословием» и «хламом», и это его заявление было растиражировано в интернете (Тарас Кузьо, Отрицание террора голодом не прекращается (Denial of famine-terror continues unabated), «Радіо Свободна Європа/Радіо Свобода», Польша, Беларусь и Украина, отчет, том 4, номер 23, 12 июня 2002 года и прочие источники).

Я отреагировал на последнее заявление («Радіо Свободна Європа/Радіо Свобода», Польша, Беларусь и Украина, отчет, 25 июня 2002 года, том 4, номер 25). Основная проблема со всеми доводами и критикой со стороны Мейса и Кузьо состоит в том, что они нарушают фундаментальные принципы научного исследования. Они упускают и игнорируют свидетельства, говорящие не в пользу их теорий, искажают аргументы, приведенные в моей работе, и прибегают к несвойственным науке уничижительным замечаниям.

Так, например, Мейс пишет, что основанный на моих данных расчет показывает, что урожая зерна в Украине хватало для того, чтобы украинцы могли выжить. Он хочет сказать, что если бы советское правительство не вывезло заготовленный в 1932 году в Украине хлеб, в Украине не было бы голода. Без каких-либо оснований он предполагает, что зерно, заготовленное в украинских деревнях, было вывезено из Украины, а это — неправда: часть этого зерна была направлена в виде продовольствия голодающим горожанам Украины, а другая часть была возвращена в деревни в качестве продовольственной и семенной помощи для посева и сбора урожая 1933 года. Мейс игнорирует представленные мной и другими учеными свидетельства в пользу того, что правительство сократило планы хлебозаготовок на 1932 год, и в 1933 году отправило зерно обратно в украинские деревни и села Советского Союза, чтобы помочь голодающим крестьянам.

Иным словами, Мейс использует статистику очень неполным и вводящим в заблуждение образом. И именно его данные представляют собой «беспочвенное статистическое многословие». А его ссылка на объем зерна, имевшийся в «Украине», судя по всему, тоже отражает его определенное безразличие к людям, голодавшим в РСФСР, Казахстане и повсеместно по всему Советскому Союзу.

Мейс утверждает, что бывшие крестьяне, пережившие голод, через несколько десятилетий заявляли о том, что урожай был высоким. Мейс игнорирует представленные мной доказательства, датируемые 1932 годом (а не данными, полученными спустя несколько десятков лет), и демонстрирующими, что официальные сведения об объеме урожая являлись лишь прогнозами, а не реальными данными. Многие люди в то время знали и писали о том, что урожай оказался низким.

Более важно то, что Мейс игнорирует мои данные по десяткам тысяч колхозов Украины, демонстрирующих недостаточность урожая. В последующих статьях читатели увидят, что отчеты, предоставленные колхозами, представляли собой честную и законную попытку украинского крестьянства (и крестьян всей страны) предупредить правительство о неурожае 1932 года.

В итоге Мейс охарактеризовал мою работу эмоциональным и уничижительным термином («хлам»). Моя статья была опубликована ведущим американским журналом по вопросам славянских исследований после появления двух крайне позитивных независимых откликов, предшествовавших публикации этой работы. Если Мейс был так уверен, что моя работа плоха, почему же он не направил свой комментарий в этот журнал? Когда Мейс воспользовался упомянутым термином, он собирался дискредитировать не только мою работу, но и меня как ученого.