Алексей Елисеев - Жизнь - капля в море

Совершенно очевидно, что работа по подготовке запасных или аварийных вариантов полета может быть бесконечной. На корабле установлены сотни приборов, и можно придумывать порядок действий на случай отказа любого из них или любой комбинации отказов. Поэтому мы готовили столько вариантов, сколько реально успевали и считали разумным предложить экипажу для изучения. Я быстро всем этим увлекся, и воспоминания о моем собственном полете ушли на второй план.

Но довольно скоро произошло непредвиденное. Однажды утром мне позвонил Мишин и попросил зайти. Я удивился, поскольку все рабочие вопросы мы, как правило, решали с его заместителем.

Мишин встречает меня с улыбкой:

– Приветствую, присаживайся. Как дела?

– Ничего.

– Как самочувствие?

– Нормально.

– На «Союзе-8» можешь полететь?

Вопрос застает меня врасплох. Я знал, что экипаж этого корабля подготовлен слабо, но никак не ожидал подобного поворота дел. До полета оставался всего месяц с небольшим. Экипажи уже сдавали экзамены. Смотрю на Мишина вопросительно и жду каких-то пояснений.

Он продолжает:

– Я этот экипаж не пущу. Работают из рук вон плохо.

– Но я не готовился.

– Программа почти такая же, как была у тебя в прошлом полете. - Только нет перехода. Успеешь.

– Если Вы мне доверяете, то я согласен. Только надо начинать немедленно.

Мишин снимает трубку правительственного телефона, звонит Каманину:

– Приветствую, это Мишин. Николай Петрович, я экипаж «Союза-8» к полету допустить не могу. Работают безобразно. От меня полетит Елисеев, выбирай кого-нибудь от себя из сильных.

Для Каманина, похоже, этот звонок тоже совершенно неожиданный. Он начинает не то возражать, не то что-то объяснять. Немного послушав, Мишин твердо говорит:

– Нет-нет, это решено. Думай, кто от тебя.

Наступает пауза. Потом Каманин что-то говорит. Мишин, прикрыв трубку рукой, спрашивает у меня:

– С Шаталовым полетишь второй раз?

– Да.

Мишин в трубку:

– Ну, хорошо, договорились. Давай завтра с утра встретимся в Звездном. Попроси своих подготовить программу. Хорошо, я приеду к десяти.

Кладет трубку, смотрит на меня:

– Приезжай завтра к десяти в Звездный с вещами. Сразу и начнете.

Я попрощался и вышел из кабинета. В одно мгновение все в моей душе перевернулось. Нет больше забот об инструкциях. Через месяц мой собственный полет! Причем, вполне реальный! Надо быстро сдать дела и позвонить Ларисе, попросить долго не задерживаться сегодня на работе. Для нее это будет удар.

К моему удивлению, реакция Ларисы внешне была вполне спокойная. Когда я начал рассказывать ей о предложении Мишина, она перебила меня вопросом:

– Ты согласился?

– Да.

Я почувствовал, что после моего ответа она внутренне сжалась, но никаких эмоций проявлять не стала. Единственно, утром, перед уходом, вдруг предложила:

– Давай-ка, присядем.

– Мы сели на несколько секунд, помолчали, потом попрощались. Лариса пожелала мне «Ни пуха!», и мы расстались. Она поехала на работу, а я - опять на подготовку.

– Когда я приехал в Центр подготовки, Мишин и Каманин еще совещались за закрытыми дверьми. Начальник Учебного отдела и два методиста ходили по коридору в ожидании конца совещания. Судя по тому, как они меня встретили, им еще ничего не было известно. Наверное, их просто попросили быть поблизости. Володи Шаталова не было видно. Может быть, Каманин еще надеялся уговорить Мишина не принимать такого радикального решения.

– Через некоторое время дверь приемной начальника Центра распахнулась и вышел раскрасневшийся Мишин. Похоже, разговор был непростой. Он сразу начал искать меня глазами и, увидев, сказал: «Оставайся здесь, сегодня тебя посмотрят врачи».

– В поликлинику меня вызвали через час. Там я встретил Володю. Улыбнулись друг другу. Он, видимо, тоже еще приходил в себя от неожиданного предложения, хотя явно был доволен. Весь день занимались обследованиями, ходили из кабинета в кабинет, побаиваясь, как бы чего-нибудь не нашли. Все обошлось. Единственно, что у обоих вес оказался немного больше, чем перед первым полетом, но это дело поправимое.

– К вечеру того же дня нам представили почасовую программу подготовки на все оставшееся время, вплоть до вылета на космодром. Занятия начались на следующее утро. Дефицит времени мы почувствовали сразу. Надо было успеть многое прочитать, пройти цикл тренировок, снять мерки для изготовления кресел и одежды, сдать экзамены - и все это в течение одного месяца. В то время нам очень помогали методисты, с которыми у нас сразу сложились дружеские отношения. Но, конечно, основная нагрузка легла на наши плечи. Мы старались хотя бы пару раз прочитать заново все инструкции и отрепетировать основные этапы полета на тренажерах. Все казалось знакомым и хорошо заученным, и вместе с тем было внутреннее опасение, что какие-то детали могли выпасть из памяти. Порой насильно заставляли себя читать то, что знали наизусть. Тренировки проходили гладко. Уверенность постепенно возвращалась. Методики экспериментов были относительно просты и хорошо описаны в бортовых документах, поэтому их освоение проблем не вызывало. Специалисты, которые с нами занимались и контролировали ход подготовки, были довольны. Появлялось все больше и больше уверенности, что мы полетим.