Марк Солонин - Три плана товарища Сталина

Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия.

И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его тяжелое дыхание.

— Вы меня поняли?

Опять молчание.

— Будут ли указания? — настаиваю я.

Наконец, как будто очнувшись, И. В. Сталин спросил:

— Где нарком?

— Говорит по ВЧ с Киевским округом.

— Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.

В 4 часа 30 минут утра мы с С. К. Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет. И. В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках не набитую табаком трубку. Мы доложили обстановку. И. В. Сталин недоумевающе сказал:

— Не провокация ли это немецких генералов?

— Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация... — ответил С. К. Тимошенко.

— Если нужно организовать провокацию, — сказал И. В. Сталин, — то немецкие генералы бомбят и свои города... — И, подумав немного, продолжал: — Гитлер наверняка не знает об этом.

— Надо срочно позвонить в германское посольство, — обратился он к В. М. Молотову.

В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения. Принять посла было поручено В. М. Молотову..."

Как только в начале 90-х годов приоткрыли свои тайны некоторые архивные фонды, стали очевидны многочисленные "ошибки" в этом отрывке из "Воспоминаний и размышлений" Жукова. Совещание в кабинете Сталина началось не 4-30, а в 5-45. К этому моменту посол Шуленбург уже передал Молотову официальное заявление германского правительства с объявлением войны, соответственно, "срочно звонить в германское посольство" было уже не за чем.

В кабинете Сталина (не считая военных) собралось не всё Политбюро, а ровно два его члена: Молотов и Берия. Был там, правда, еще один человек, которого Жуков не упомянул, и которому, судя по его формальному статусу, на совещании такого уровня и с такой повесткой присутствовать не полагалось: нарком Госконтроля товарищ Мехлис. Причем - что еще более удивительно - за последние 12 часов Мехлис оказался в кабинете Сталина дважды - вечером 21 июня он присутствовал (участвовал?) в обсуждении "Директивы №1" и вышел из кабинета вместе со всеми военными (Тимошенко, Жуковым, Буденным) в 22-20.

Есть и вторая версия. За много лет до написания мемуаров, 19 мая 1956 г. Г.К.Жуков составил и передал для утверждения Н.С.Хрущеву проект своего доклада на Пленуме ЦК КПСС. Пленум, на котором предполагалось дать жесткую оценку "культу личности", так и не состоялся, и текст непроизнесенной речи Жукова пролежал в архивном заточении без малого полвека. Описание событий утра 22 июня 1941 г. во многом совпадает с мемуарным, но есть там и несколько важных отличий:

"…Мы с тов. С. К. Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: " Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий (подчеркнуто мной - М.С.) . Передайте Поскребышеву, чтобы он вызвал к 5 часам Берия, Молотова, Маленкова, на совещание прибыть Вам и Тимошенко".

Свою мысль о провокации немцев Сталин вновь подтвердил, когда он прибыл в ЦК. Сообщение о том, что немецкие войска на ряде участков уже ворвались на нашу территорию, не убедило его в том, что противник начал настоящую и заранее подготовленную войну. До 6 часов 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня…" [36] 36. АПРФ, ф. 2, оn. 1, д. 188, л. 4-30. цитируется по В.М.Сойма, "Запрещенный Сталин", М., Олма-Пресс, 2005 г.

Эта версия значительно точнее - и по хронологии, и по названным участникам совещания (член Главного Военного совета Г.Маленков был утром 22 июня в кабинете Сталина, правда, появился он там лишь в 7-30). Следует отметить и то важное обстоятельство, что свой доклад на Пленуме товарищу Жукову предстояло произнести в присутствии живого свидетелясобытий - весной 1956 г. Молотов был еще членом ЦК. Это дополнительная причина поверить в большее правдоподобие данной версии, в соответствии с которой Сталин не просто расценил произошедшее, как " провокацию немецких военных", но и прямо запретил ответные действия!