Далее, в таких регионах, в которых генезис капитализма оказался к XVII веку обратимым, как Испания, Юго-Западная Германия, Северная Италия, с гибелью мануфактуры товарно-денежные отношения снова свелись к узкому внутреннему рынку, обслуживавшему в значительной мере нужды феодальной и патрицианской верхушки общества, и к натурализации рентных отношений в деревне.
Самой парадоксальной, однако, оказалась реакция на возникновение европейского капиталистического рынка общественно-экономических структур центральных и восточноевропейских регионов (Дании, остэльбекой Германии, Польши, Прибалтики, Чехии и Венгрии, части Австрии). Землевладельческие классы в этих странах проявили себя в такой степени экономически и политически влиятельнее третьего сословия, что в ответ на расширившуюся на Западе емкость хлебного рынка они ввели при содействии аппарата государства основанную на барщине закрепощенных крестьян поместную систему хозяйтва, нацеленную на производство в больших объемах зерна, предназначенного для вывоза на западноевропейские рынки. Это был откровенно реакционный поворот - от ранее господствовавших здесь натуральной и денежной форм ренты к наиболее непосредственной и грубой форме феодальной эксплуатации крестьянства. Этот поворот не совсем точно назван «вторым изданием крепостничества», поскольку речь шла о феномене, ранее здесь неизвестном,- превращении более чем пестрых и разнохарактерных форм крестьянской зависимости в универсальное крепостничество основной массы земледельцев.
Следует признать, что многолетняя дискуссия по вопросу о социально-исторической сущности этого поворота не приблизила историков к согласию. В то время как одни продолжают считать превращение рыцарских поместий в работающие на рынок, хотя и крепостнические, «фабрики зерна» в качестве свидетельства перехода и остэльбского региона к «капиталистическому типу хозяйства», другие, наоборот, усматривают в нем попятное движение к самым примитивным формам сеньориальнокрестьянских отношений, другими словами, сеньориальную реакцию на развитие капитализма на западе Европы. Думается, что, хотя второе заключение представляется автору этих строк более близким к исторической истине, нежели первое, тем не менее и оно нуждается в углублении. Нет сомнения в том, что между сугубо коммерческой целью поместного (господского) хозяйства и чисто феодальным (внеэкономическим) способом ее достижения существовало глубокое противоречие, в котором и проявлялся переходный характер всей этой системы, как и эпохи в целом. Это во-первых. Во-вторых же, будучи доведенной до логического конца, эта система превращалась в форму ее самоотрицания, т.е. весьма эффективный способ конечного подрыва самой ее способности функционировать в качестве производственного механизма. И причина проста - подобная система истощала с течением времени жизненные силы крестьянского двора, его способность содержать крестьянина и его семью.
«Как только народы, у которых производство совершается еще в сравнительно низких формах рабского, барщинного труда и т. д.,- писал по этому поводу Маркс,- вовлекаются в мировой рынок, на котором господствует капиталистический способ производства и который преобладающим интересом делает продажу продуктов этого производства за границу, так к варварским ужасам рабства, крепостничества и т. д. присоединяется цивилизованный ужас чрезмерного труда».
Проявляемая крепостником безграничная потребность в прибавочном продукте убивает работника. В результате то, что являлось в странах так называемого вторичного издания крепостничества первоначально безусловно феодальной реакцией на возникновение европейского капиталистического рынка, превращалось со временем в свою противоположность, оказывалось формой разложения втих структур. «Коммерческое» барское хозяйство, основанное на труде дворовых холопов, живших на так называемой месячине, так же мало напоминает классическую феодальную модель производственных отношений, как и крепостническая мануфактура - капиталистическое предприятие. Ранний капитализм вообще рынку свободного труда, неразвитому и не всегда дешевому, предпочитал принудительные, подневольные его формы, практиковавшиеся и в мануфактуре - достаточно напомнить о «работных домах» в Англии XVII века.
Читать дальше