Джон Норвич - Нормандцы в Сицилии

Кроме того, существовала Западная империя, за которой следовало наблюдать. Общий ее упадок, который последовал за смертью в 888 г. Карла Толстого, положившей конец династии Карла Великого, предоставил соперникам Западной империи долгожданный отдых; но со вступлением на трон Оттона Великого в 951 г. спор за земли южной Италии вспыхнул вновь с еще большей яростью. Оттон направил свою громадную энергию на освобождение Италии в равной степени и от греческой, и от сарацинской заразы, и почти на двадцать лет страна оказалась ввергнута в тяжелую и безрезультатную войну. Мир, как предполагалось, должен был воцариться в 970 г., когда дружбу между двумя империями формально скрепил брак сына Оттона — будущего Оттона II — и греческой принцессы Феофано; но это только дало молодому Оттону возможность по вступлении на престол требовать «реституции» всех византийских владений в Италии, как части приданого своей жены. На эти требования Византия, естественно, ответила отказом, и война началась вновь. В 981 г. Оттон пошел войной на Апулию, его гнев в данном случае был направлен против сарацин. Византийский император Василий увидел в этом свой шанс: Оттон, по его мнению, представлял значительно большую опасность. Гонцы поспешили к сарацинским вождям, был заключен временный союз, в результате чего после первоначальных успехов Оттон потерпел сокрушительное поражение около Стило в Калабрии; только постыдное бегство, в переодетом виде, спасло его от плена. Он так и не оправился после пережитого унижения и умер в Риме в следующем году в возрасте двадцати восьми лег. Ему наследовал его трехлетний ребенок, и потому неудивительно, что Западная империя какое-то время не доставляла греческим властителям хлопот; но не стоило успокаиваться и терять бдительность надолго.

Оттон — единственный германский император, погребенный в Риме. Его могилу до сих пор можно увидеть в Гротте-Ватикане — кроме порфирной крышки, которая, будучи первоначально перенесена из мавзолея Адриана, ныне служит купелью в соборе Святого Петра.

В самой Капитанате существовали серьезные проблемы. Калабрии и на «пятке» положение византийских властителей было достаточно прочным, поскольку в этих областях влияние ломбардов ощущалось мало. Кроме того, они стали убежищем для большого числа греческих монахов, бежавших в VIII в. от эксцессов иконоборчества в Константинополе, а в X в. от грабежа сицилийских сарацин; в результате греческие обычаи и принципы главенствовали в политике, религии и культуре. Калабрия, в частности, и до времен Ренессанса оставалась одним из главных центров греческой учености. Но в Апулии ситуация была более сложной. Имперскому правителю — катапану — приходилось приглядывать за местным населением итало-ломбардского происхождения, поскольку оно пользовалось достаточной свободой. Сохранялась лангобардская система управления; лангобардские судьи и чиновники применяли ломбардские законы, греческая процедура была предписана только для случаев (гипотетического) убийства императора или (менее гипотетического) убийства катапана. Государственным языком считалась латынь. В большинстве областей церковью ведали латинские епископы, поставленные папой; только в нескольких городах с большой долей греческого населения были греческие епископы.

Такая автономия казалась беспрецедентной для Византийской империи, и все же лангобарды в Апулии не желали принимать греческое правление. У них уже выработалось сильное национальное самосознание — за пятьсот лет они так и не ассимилировались с итальянским населением — и патриотические чувства постоянно подогревались принципатами на севере и западе. Кроме того, византийские налоги были велики, и, что еще более важно, опыт последних лет показал, что даже при обязательной военной службе (всегда непопулярная мера) империя могла защитить апулийские города, особенно прибрежные, от сарацин. Ломбардскому населению этих городов ничего не оставалось делать, кроме как организовать самооборону. Соответственно появились постоянные военные отряды, многие из них имели в своем распоряжении корабли, чтобы преграждать путь пиратам до того, как они высадятся.

Эти вооруженные люди, в свою очередь, представляли серьезную опасность для византийских властей, но в сложившихся обстоятельствах их едва ли можно было распустить. Все это добавляло уверенности ломбардам, так что к концу X в. в Апулии возникло активное и хорошо вооруженное движение сопротивления. Небольшой мятеж произошел в Бари в 987 г., а десятилетием позже началось другое, гораздо более серьезное восстание, на подавление которого потребовалось три года. Во время этого бунта был убит важный византийский чиновник. Затем в 1009 г. поднял оружие Мелус. Вместе со своим шурином Даттусом и многочисленными последователями он быстро овладел Бари, а в 1010 г. захватил Асколи и Трани; но весной 1011 г. вновь назначенный катапан собрал все наличные силы для осады Бари и сумел подкупить нескольких греков, живших в городе, чтобы те открыли городские ворота. 11 июня Бари пал; Мелус спасся и бежал в Салерно. Его жене и детям повезло меньше. Их захватили в плен и отослали как заложников в Константинополь.