Евгений Анисимов: Петр Первый: благо или зло для России?

Многочисленные исследования по истории экономики России второй половины XVII века (прежде всего в аграрной области) с несомненностью свидетельствуют, что в стране не было серьезного упадка, и тем паче кризиса. Конечно, можно сказать, что подобный кризис трудно заметить по отрывочным экономическим показателям в стране с примитивным сельским хозяйством и крайне слабыми торговыми межрегиональными связями. И все же это не так. Если в стране зреют бунты, толпы голодающих осаждают правительственные учреждения, разбойники на дорогах не дают никому прохода, значит, налицо серьезные экономические и социальные проблемы. Так было в начале XVII века, при Борисе Годунове и самозванцах. Последние же два-три десятилетия XVII века оказались для народа сравнительно спокойными, они не сопровождались катастрофическими природными и общественными катаклизмами, росла численность крестьянского населения, шло непрерывное внутреннее освоение земель, развивались крестьянские промыслы, росли города. После восстания Степана Разина марксистские историки с трудом находили для своих диссертаций отдельные случаи проявлений народного гнева — того, что на их языке называлось «классовой борьбой». За годы, предшествовавшие Петровским реформам, русское крестьянство накопило тот «жирок», который позволил правительству Петра Великого длительное время вести тяжкую Северную войну, осуществлять реформы. Все это за счет непрерывного увеличения налогового пресса на крестьянство минимум в три-четыре раза по сравнению с временами царей Алексея Михайловича и Федора Алексеевича. Да и на значительном отрезке петровского царствования (примерно до середины 10-х годов XVIII века) русский плательщик хоть и с трудом, но платил подати и только потом пошел по типичному русскому пути обмана власти при уплате налогов. Вот тогда стали ощущаться черты упадка народного хозяйства, увеличились недоимки в сборах. Власти это почувствовали после того, как начала давать сбои тогдашняя налоговая система — подворное обложение, успешно служившее почти 35 лет со времен последней подворной переписи 1678 года. Петру пришлось думать о введении новой системы «уловления» плательщиков, построенной на иных, персональных принципах учета мужского населения. Так появилась знаменитая подушина — система прямого налогообложения, которая строилась на учете «душ мужского пола».

Нельзя говорить о каком-либо кризисе и в торгово-промышленной сфере. Исследования показывают подъем предпринимательства в предпетровское время, выразившийся в обогащении состоятельных купеческих семейств Москвы и других торговых городов. Вдоль судоходных рек начал складываться рынок свободных рабочих рук. Непрерывно росли обороты торговли, как внутренней, так и внешней — через Архангельск и вполне мирную западную границу со Швецией и Речью Посполитой. В порт на Неве Ниеншанц прибывали сотни кораблей как из разных стран, так и из глубины России, откуда везли на рынок самые разные товары. Шведское владычество в устье Невы не препятствовало экономике — здесь образовалась зона свободной торговли, налоги с кораблей были минимальны. Эту относительную гармонию как раз и нарушили Петровские реформы.

Конечно, после урагана, что пронесся в петровское время над Россией, видимые нами перемены времени правления царей Алексея Михайловича и его старшего сына Федора кажутся не такими уж радикальными, но в этом-то, возможно, и есть их особенность, позволяющая предположить, что кроме петровского пути (ломки через колено) был и другой путь — эволюционный. Но эти перемены — факт очевидный. Они были важны и реально ощутимы тогдашним обществом. То, что они проходили, как точно выразился А. П. Богданов, «в тени Великого Петра», не дает нам повода недооценивать их в смысле перспектив развития русского общества.

В предпетровскую эпоху страна становилась более светской, открытой. Описи имущества московских бояр свидетельствуют, что быт, обстановка жилья, одежда, поведение, обычаи и даже кухня приобретали все больше европейских черт. Можно представить себе, в какой ужас пришли мятежные стрельцы, громившие в мае 1682 года дом неугодного им думного дьяка Лариона Иванова, когда среди кухонных припасов нашли «каракатицу» — кальмара.

Рассматривая явления допетровской поры, мы должны, кроме отмеченного выше принципа соразмерности при оценке масштаба и радикальности проводимых до Петра преобразований, учитывать и своеобразный «критерий латентности», неочевидности, завуалированности происходивших в глубинах традиционного общества перемен. Поэтому нередко что-то новое проявляется в неожиданных, экстремальных, девиантных ситуациях. Вдруг среди описи вещей опального боярина мы обнаруживаем картины, зеркала, парики и те предметы, которые по всему не должны находиться в казалось бы коснеющей в своих изоляционистских традициях России. Наверняка мужчины того времени, несмотря на страшные запреты и угрозы, втайне «тянули табак», а их жены примеряли привезенные купцами иностранные обновки.