Константин Тарасов - Золотая Горка

Последний кабинет в конце коридора принадлежал статистикам. Антон приоткрыл дверь, заглянул в комнату, тесно заставленную столами и шкафами, и почувствовал себя счастливым, увидев Стаха и обменявшись с ним взглядами. В надежности Стаха он не сомневался, но основой визита было то, что Стах ничего не знал о встрече на Золотой Горке и не подпадал под подозрение. Вчера ему отводилась роль проводника. План был таков. В половине одиннадцатого Скарга должен был приехать на Кальварию, [50] Кальвария — католическое кладбище на окраине Минска. отсюда Стах вел его до Кунцевщины, [51] Кунцевщина — деревня в трех верстах от Кальварии. где передавал своему брату, который немедленно же уводил Скаргу лесными тропами в Тарасово. [52] Тарасово — местечко в десяти верстах от Минска. Тут Скарга отсыпался, а наутро надежный извозчик вез его в Сморгонь, где Скарга садился в поезд и ехал до Новой Вильни. Здесь Скаргу встречали и последние несколько километров до Вильни он ехал пролеткой, поскольку виленский вокзал так же нашпигован филерами, как и минский. Но этот четкий план подорван изменой, Скарге никогда не видать Парижа, Стаху не вести его полевыми стежками в надежный дом, и вместо этой несложной задачи ему придется рисковать в качестве почтового курьера. Пройти весь маршрут, назначенный для Скарги, но с деньгами.

Из привычки сторожиться Антон поднялся на второй этаж и обошел его по кольцевому коридору с таким же сводчатым потолком, как и внизу, но застланном дорожками и лучше освещенным через дворовые окна. Когда он вернулся на лестничную площадку, там, раскуривая папироску, ожидал его Стах.

— Что, вчера что-то не вышло? — спросил он с простодушной улыбкой. — Я полчаса ожидал.

Антона удивило, что в статистическом комитете не слышали о перестрелке.

— Хочу предложить рискованное дело, — сказал Антон. — Очень рискованное, — подчеркнул он.

В глазах Стаха засветилась радость, слово «риск» его не пугало, но только потому, подумал Антон, что он еще никогда сильно не рисковал, в рискованные операции его не принимали. Вероятно по той уважительной причине, что родился флегматиком. Холеричных боевиков раздражала его неторопливость. Стах был высокого роста и очень силен, но как-то в уличной драке двое тщедушных пьяниц за минуту разбили ему нос и губы, а когда наконец он разозлился и сжал свои пудовые кулаки, они уже стояли на другой стороне улицы. Он поленился их догонять. Возможно флегмой бог уравновесил его силу и уберег от неумышленного душегубства. Он любил обстоятельность, хотя это ценимое всеми достоинство могло прикрывать врожденную лень. Однако, думал Антон, обстоятельный лентяй все исполнит по плану. Он не сделает лишнего, а сделать меньше ему не позволит совесть. И рассчитывая на это, Антон стал излагать свой план, предварив его необходимой информацией о Скарге, измене и необходимости строгого соблюдения тайны…

Когда Антон вышел на площадь, его слегка тревожила совесть, и он успокаивал себя рассуждением, что все рискуют, даже доносчик рискует жизнью, тем более честные партийцы обязаны рисковать, заступая на место раненого товарища, и обстоятельства не позволяют длительных поисков надежного и опытного человека. Да и что может выступать гарантом надежности? И как накопится опыт без деятельности? Конечно, надо, увериться, что Стах начнет точно исполнять инструкции. А далее — придется полагаться на удачу.

Антон поглядел на часы городской ратуши, близилось к двум. До четырех время было свободное, и он пошел в кафе Венкжецкого, рассудив, что если за ним есть слежка, то пусть агенты и остаются при нем, к тому же в послеполуденные часы в кафе преобладают дамы и на их жизнерадостном фоне жуликоватые филеры намного приметнее, чем в уличной толпе.

Действительно, у Венкжецкого был дамский час. Хозяин ходил меж столиков и любезничал с барышнями и матронами. Его болезненная жена редко спускалась с второго этажа, и днем он брал некоторый реванш за скуку семейного уединения. Антона он едва ли разглядел, вдохновленный тем птичьим щебетом, который заполнял его кафе, словно лес в солнечное утро.

Антон сел за свободный столик у окна, скоро ему принесли кофе и солидный кусок чудесно испеченного и пропитанного коньяком «наполеона», а еще через десять минут, когда он заканчивал свой обед, в зал вошел рослый мужчина в заурядном костюме, но с отличной выправкой и для вежливости сказав "Разрешите?", уселся напротив Антона.