Питер Пэдфилд - Секретная миссия Рудольфа Гесса

Его недомогания могли быть следствием внутренней борьбы по поводу конечных целей расовой политики, или реакцией на невероятные усилия, которые он прикладывал, работая шефом по связям у фюрера, не признававшего рациональное и унитарное управление, или из-за мучавшего чувства, что теряет устойчивые ранее позиции подле Гитлера. В любом случае, исполняя служебные обязанности, внешне Гесс оставался фанатически преданным расово-биологической сути нацистского мировозрения.

Начальная стадия «пошагового» осуществления биомедицинской политики ознаменовалась в первые месяцы прихода Гитлера к власти принятием закона "о профилактике появления потомства с наследственными заболеваниями". В результате продолжительных дебатов было решено, что если нацию нужно уберечь от "гибели народа", следует согласиться с жестокими и далеко идущими методами. Закон вводил обязательную хирургическую стерилизацию всех лиц "с наследственными заболеваниями", а именно: с врожденным слабоумием (умственной неполноценностью), шизофренией, маниакальными депрессиями, душевными расстройствами, эпилепсией, глухих и слепых от рождения, с тяжелыми физическими уродствами и даже "наследственных алкоголиков". В том же году закон получил дальнейшее развитие, а в октябре 1935 года после принятия "Нюрнбергских законов" начался процесс внедрения в практику "расовой гигиены" (евгеники), создание соответствующих структур с привлечением таких энтузиастов, как доктор С., слышавший в 1934 году выступление Гесса, в котором тот говорил о национал-социализме как о "прикладной биологии". Происходило постепенное исключение медицинских запретов и передача этической ответственности, которую врач несет перед пациентом, государству. Так было положено начало тоталитарной медицине и процессу, получившему завершение в Аушвице, Треблинке и других лагерях смерти, построенных специально с этой целью.

Знал ли об этом Гесс, предвидел ли конечные цели, никто не ответит, эту тайну он унес с собой в могилу. В бумагах доктора Вагнера, возглавлявшего отдел народного здравоохранения, имеются свидетельства в пользу того, что он знал о том, что его чиновники основали "суды генетического здоровья", на которых тайно обсуждались кандидатуры тех, кто подлежал обязательной стерилизации, и был в курсе медицинских дебатов относительно применяемых методов и процедур. Не приходится сомневаться и в том, что он играл ведущую роль в осуществлении «пошаговой» политики по нейтрализации церкви, которая могла стать идеологическим препятствием на пути достижения биологической цели нацистской политики. К этой работе он подключил Франца Пфеффера фон Саломона, главу своей службы политической разведки, имевшего кабинет в штабе связи в Берлине.

Какие бы угрызения совести ни мучили Гесса в связи с "медико-биологическим экспериментом", к которому он был причастен, ясно только, что он имел единственную цель: "быть наипреданнейшим проводником идей Гитлера".

Главная цель Гесса во внешней политике, от начала до конца совпадавшая со стратегией Гитлера, состояла в установлении дружбы с Британией. Это было необходимо для создания надежного тыла и нейтрализации Франции на время, когда германские армии для завоевания жизненного пространства и искоренения большевизма будут рваться на восток. Как и офицеры Генерального штаба, посвятившие в 1934 году британского полковника в план войны с Россией «Блицкриг», Гесс считал, что если англичане поверят, что Гитлер не намерен посягать на пределы их империи, они с радостью ухватятся за возможность предотвратить распространение большевистской угрозы в Индии и на Ближнем Востоке. Он даже брал уроки английского языка, чтобы лично принять участие в склонении влиятельных британцев на свою сторону. Первым, кого Гесс попытался обработать, был член британского парламента, помощник министра здравоохранения, Джеффри Шекспир. Гесс познакомился с ним в 1933 году, когда сын Шекспира находился на лечении у баварского доктора Герла, его близкого знакомого. Он пригласил англичанина поохотиться на серн. В течение двух последующих лет Шекспир приезжал в Баварию в отпуск, и за это время они уже знали друг друга достаточно хорошо.

Вот как во время войны отзывался Шекспир о человеке, с которым вместе охотился и отдыхал в Баварии: "человек, не лишенный обаяния, и очень милое создание" "беспримерного личного мужества", но "без больших интеллектуальных способностей"; и обратное, "простейшей души человек, не способный лицедействовать". Шекспир не мог не понимать, что Гесс был "всецело предан Гитлеру, который был его идолом". Интересно отметить, что, несмотря на запинающийся английский Гесса, англичанин почувствовал "в его характере чудаковатую тягу к мистицизму, а его взгляд и выражение лица выдавали в нем неуравновешенный ум". Аналогичные замечания высказал после войны и Карл Хаусхофер: его друг, сказал он, никогда не был вполне нормальным человеком; уже в начале 1919 года у него проявлялись тенденции к самоубийству и отсутствие уравновешенности. "Помнится, что я отправил его к нашему семейному терапевту, доктору Боку, обнаружившему у него признаки инфантилизма". Как бы там ни было, но вскоре после этого заявления Хаусхофер и его жена покончили с собой. Шекспир считал Гесса "в политике и дипломатии совершенным любителем", который "не имел знаний об управлении", необнадеживающий вердикт для второго лица в Рейхе.