Питер Пэдфилд - Секретная миссия Рудольфа Гесса

"…оттуда первые 23 минуты (против ветра) на восток (65 градусов), затем 60 минут я летел на север (335 градусов)… прибыв к северной точке, я 20 минут (с ветром… дующим спину со скоростью 20 км/ч) придерживался 245 градусов до точки Б на моей карте. Но еще было так светло (я рассчитывал на тучи!), что я долгое время летал взад-вперед по курсу 65 и 245 градусов".

Он нигде не упоминает свой радиокомпас, но из его карты ясно, что его метания с запада на юг и снова на запад довели его до широты Калундборга, потом, когда "на закате" он полетел на запад, чтобы приземлиться, он прибыл "как раз к Холи-Айленд", расположенному на той же широте. Увидев "у острова стройный ряд крейсеров [вероятно, корветтов] и небольших лодок", он поспешил обойти его стороной и, нацелив курс на Шевиоты, начал снижение с 3000 м, чтобы пересечь береговую линию на высоте 10 м, набрав максимальную скорость, "не оставив преследователям ни малейшего шанса на успех. За мной на расстоянии 5 км следовал "Спитфайр"". Это был «Спитфайр», о котором говорил ему герцог Гамильтон, о том, что он видел его сам, он не упоминает. "Перевалив через деревья и дома" и склон Шевиотов, он взял курс на 280 градусов, к озеру у Брод Лоу, оттуда на 300 градусов — к Дангевелу. "Уже было темно, чтобы узнать [дом]", поэтому он полетел к западному побережью, увидел "сказочный гористый остров, озаренный лунным светом", и, описав петлю, вернулся в окрестности Дангевела, после чего с большим трудом совершил прыжок с парашютом.

В запись он вносит дополнение:

"Буц! Возьми на заметку, в жизни есть высшие, определяющие судьбу силы, которые мы называем, когда хотим дать им определение, Божественными. Они начинают вмешиваться, если нужно, во время великих событий. Я должен был прибыть в Англию и говорить здесь о понимании и мире.

Часто мы не понимаем трудных решений; их значение становится понятно позже".

Если принять во внимание, что отчет составлен после принятия решения о самоубийстве, не приходится сомневаться в достоверности записи. Из соображений безопасности он лишь не упомянул в нем свой радиокомпас. Из показаний Гесса видно, что он, вопреки предположению Хельмута Кадена и автора этой книги, не следовал на север до датского побережья, прежде чем повернуть на запад и пересечь Северное море на широте Калундборга. На этом основании представляется вероятным, что Гейдрих сопровождал его над голландскими островами и южной частью Северного моря; это не противоречит воспоминаниям Лины Гейдрих о том, что в это время ее муж летел на «Ме109» над "побережьем пролива".

О настроении Гесса в момент написания записки для «Буца» можно судить по двум его посмертным письмам, написанным 14 июня вместе с дубликатами, передать которые после войны он просил лейтенанта Малоуна из рук в руки; это было после того, как визит Саймона окончательно лишил его надежды и убедил, что его миссия провалилась. Одно письмо было адресовано "Моему фюреру": это был его последний привет, писал он, "тебе, кто последние два десятка лет вдохновлял мою жизнь. После коллапса 1918 года ты сделал мою жизнь снова исполненной смысла". "Людям редко везло служить человеку и его идее с таким успехом, с каким служили под его началом", — продолжал он и благодарил его от всего сердца за все, что он дал ему, за все, чем был для него, после чего он процитировал пять строчек из стихотворения Гете "Das Gottiche":

Следуя вечным, неумолимым, великим

Законам,

Все мы должны

Круг нашей жизни

Завершить.

Эти строки он писал, со всей ясностью понимая, что не имеет иного выхода, как ни тяжело было ему признать это. Передавая свою семью и близких на попечение Гитлера, он обращался к нему как к воплощению "нашей великой Германии, идущей к немыслимому величию". В заключение он писал:

"Я умираю, убежденный, что моя последняя миссия, даже несмотря на то, что закончилась смертью, принесет плоды. Вопреки моей смерти, а может быть, и благодаря ей, мой полет принесет мир и понимание с Англией. Heil mein Furer!

Твой преданный Рудольф Гесс".

Второе письмо, адресованное Ильзе и предназначенное для всей семьи, начиналось: "Мои дорогие". Приняв решение свести счеты с жизнью, он посылал им свой последний привет и благодарил за все, чем они были для него. Сделать этот последний шаг, писал он, очень трудно, но у него нет другого выхода. Он посвятил себя великой идее, но судьба предрешила его конец. И, как в письме Гитлеру, он выразил надежду на конечный успех своей миссии: "возможно, вопреки моей смерти или скорее благодаря ей, мой полет в конечном итоге принесет мир".