Питер Пэдфилд - Секретная миссия Рудольфа Гесса

Второй из рассекреченных папок, не оправдавшей надежды автора, высказанной в этой книге, является часть «Би» дела военного министерства с документами о задержании Гесса в Шотландии и помещении его под арест. Ранее прозвучало предположение, что в папке должны содержаться перечни личных вещей Гесса, обнаруженных у него по прибытии. Эти списки были изъяты из отчетов, содержащихся в половине «Эй» дела, доступной для ознакомления ранее. Без указанных списков нет документального подтверждения того, что привез Гесс в страну; в связи с этим возникает подозрение, что перечни могли быть изъяты с тем, чтобы скрыть факт наличия у него письма или документов. Доподлинно известно, что список его вещей был составлен, потому что командир 3-го батальона Ренфрюширского полка местной обороны докладывал:

"Капитан Барри забрал с собой вещи, описанные и изъятые у пленника [Гесса]. К рапорту прилагается копия указанного перечня".

Барри, подписавшийся «Майор», доставив Гесса в Мэрихиллские казармы, сообщал:

"Я вернулся к дежурному офицеру и передал ему все вещи, изъятые у задержанного, о чем получил соответствующую расписку".

Одна из папок с ранее "незарегистрированными бумагами" содержит отчет о предварительном допросе Гесса польским консулом из Глазго, Романом Баттаглия, проводимом в скаутском бараке в Джиффноке, после чего он был доставлен в казармы Мэрихилла). Из отчета Баттаглия следует, что Гесс был "совершенно спокоен. Некоторую усталость он продемонстрировал, когда в перерыве наклонился вперед и положил голову на руки". В общих чертах он дал описание полета от самого Аугсбурга, после чего Баттаглия спросил, зачем он прибыл.

— У меня есть письмо для герцога Гамильтона.

— Вы знаете герцога Гамильтона?

— Я видел его на Олимпийских играх в Берлине, и у нас есть общий друг.

— Что за послание вы должны передать ему?

— Оно в высшей степени соответствует интересам Британских военно-воздушных сил.

Этот отчет наконец отвечает на вопрос, встречались ли Гамильтон и Гесс прежде; вопреки многочисленным указаниям на обратное, Гесс, вероятно, просто видел герцога, то есть их могли представить друг другу на одном из людных приемов, на котором они оба присутствовали. С другой стороны, отчет поднимает вопрос о пассивности Гамильтона в ту ночь. Баттаглия утверждает, что о личности задержанного ему известно не было, в то время как из отчета Грэма Дональда, следует, что "несколько человек заметили его сходство с Гессом". Если, как констатирует Грэм Дональд, он (Дональд) добрался до Гамильтона к 2 часам ночи (как свидетельствует Баттаглия, к этому времени он закончил двухчасовой допрос) и сообщил ему, что прилетел Гесс, у которого есть для него послание, и он хочет его видеть. Послание на самом деле соответствовало "высшим интересам Британских военно-воздушных сил", но Гамильтон проявил, в лучшем случае, флегматичность. Но не исключена возможность, что он отреагировал несколько более активно, чем следует из его рапорта. Вдова герцога Гамильтона вспоминает, что в ту ночь его вызвали в операторскую сообщением, что произошло нечто странное, имеющее отношение к пилоту разбившегося самолета. Скорее всего, это был звонок оператора из Эйра, получившего от полиции Иглшем сигнал, что немецкий летчик имеет послание для герцога Гамильтона. Позже, вернувшись домой, герцог отправился в постель, но "в середине ночи его разбудил" другой звонок. Он поднялся и сказал ей: "Мне нужно идти. Это имеет какое-то отношение к разбившемуся самолету". Когда он вернулся, она не помнит. Снова она увидела его только после обеда следующего дня. О его передвижениях в ее воспоминаниях сведений нет. Возможно, он в ту ночь отправился в Мэрихиллские казармы, но тогда неясно, зачем ему понадобилось в своем рапорте указывать более позднее время.

Отчет Баттаглии о допросе Гесса должен покончить с безосновательными предположениями, что командование противовоздушной обороны знало о его прибытии и обеспечило ему свободный доступ в воздушное пространство страны. Если это так, то в своих последующих действиях оно проявило полную беспомощность. Во-первых, ни один офицер ВВС не сделал попытки допросить важного, хотя и непрошенного гостя. Вместо этого, допрос позволили провести некому Баттаглия, поляку с невыясненными полномочиями. На протяжении двух часов допрашивал он задержанного в условиях, которые и он, и Гесс сочли просто невероятными. Вопросы, адресованные Гессу, сыпались со всех сторон комнаты, некоторые из них были столь оскорбительными, что Баттаглия не считал нужным их переводить. "Точной записи… допроса никто не вел, и люди от нечего делать бродили по комнате, рассматривали пленного и его личные вещи". На основании этого Баттаглия заметил, что если в таком духе проводились все допросы, масса ценной информации могла быть потеряна.