Array Array - ИСТОРИЯ ОРДЕНА ТАМПЛИЕРОВ

Этот текст, составленный за тридцать лет до процесса, как нельзя лучше подошел к случаю тамплиеров, не позволяя законно назначать синдика для защиты ордена Храма. Фактически этот термин употребил лишь архиепископ Нарбоннский, его коллеги говорили только о прокурорах. Опять же по "Speculum Juris" не имеет значения, какое лицо или ассоциация вправе его назначить, дабы действовать через него: но этот прокурор обладал только той властью, которую его избиратели могли ему делегировать. А какие права могли передать шестьсот братьев ордена Храма, почти все сержанты? Их прокуроры не смогли бы говорить от имени ордена Храма ни на каком суде; и несомненно, следует признать за Пьером Булонским, предвидевшим это, правовую осведомленность, которая избавила защитников ордена от оплошности, присоветованной уполномоченными Папы.

Со второй половины марта и до 5 апреля нотариусы добросовестно посетили все места заключения тамплиеров в Париже, помещенных в командорстве Тампля и в аббатстве Сен-Женевьев-де-Буа или маленькими группами содержавшихся в маленьких частных домах. Можно удивляться, что имелось столько жилищ, могущих служить тюрьмой для десяти-двадцати задержанных. Их держали в ножных оковах, но на условиях "домашнего ареста", доставляя им простыни, скатерти, полотенца и прочее. Побывав во всех темницах и выполнив не без сострадания возложенную на них миссию, нотариус Флоримон Донадье и его коллеги смягчились до такой степени, что высказали личное мнение:

Поскольку мы увидели, что многие братья просили, дабы им позволили посоветоваться с братьями Рено де Провеном и Пьером Булонским, мы обратились к сеньору епископу Байе, коему было угодно, чтобы эти два вышеназванных брата с братьями Гийомом де Шанбонне и Бертраном де Сартижем были препровождены ко всем группам, вызвавшимся для защиты < ...> и чтобы некоторые из нас, нотариусов, пошли туда с ними.

Благодаря этому четверо защитников смогли посетить все темницы; их единодушно избрали как представителей, не назначив, однако, прокурорами.

7 апреля Пьер Булонский, которого предыдущая его деятельность делала как бы глашатаем, вслух зачитал перед комиссией защитительную речь, представленную им как простой ответ. Он сказал, что король, обманутый клеветниками, ввел в заблуждение Папу и что таким образом оба они обмануты ложными свидетельствами. Пьер горячо оспорил "публичную диффамацию" - существенный факт, коль скоро дело ведется против ордена Храма. [559] В самом деле, если Ногаре и изложил эту клевету, то подтвердить ее мог только посредством сфабрикованных писаний, таких, как памфлет "Прошение французского народа", произведение легиста Пьера Дюбуа.

Жан Монреальский, престарелый командор Авиньонского Дома, представил защитительную речь, написанную по-французски и раскрывающую состояние привилегий, предоставленных ордену Святым престолом; он утверждал, что многим помешали приехать в Париж в качестве свидетелей.

Уполномоченные отвергли все аргументы защитников. По их словам, тамплиеры находились в темницах Папы, а их имущество - в его руках. Справедливость диффамации не подлежит сомнению, ибо ее подкрепляет булла "Facient misericordiam". Ни на какую привилегию нельзя было бы сослаться в противовес инквизиторам, расследующим вопрос о ереси. Но в ответ на множество прошений, представленных заключенными, уполномоченные смогли только констатировать, что "сии вещи выходят за рамки их собственной власти, но они с удовольствием попросят ответственных лиц сотворить для указанных братьев всяческое добро, какое смогут, и обращаться с ними человечно и уважительно <...>" - заключение, которое не оставляло больше сомнений в несостоятельности церковной власти.

Однако Жан де Жанвиль и Филипп де Воэ посчитали целесообразным найти двух свидетелей вне ордена. 13 апреля Жискар де Марзиак, престарелый сенешаль Тулузы и ректор университета в Монпелье, прибыл рассказать трагикомическую историю своего племянника Гуго Маршана, сорокалетнего студента права, которого дядюшка посвятил в рыцари и понудил вступить в орден Храма. Гуго был там крайне несчастен; он велел изготовить печать с надписью Sigillum Hugonis perditi [печать пропащего Гуго (лат.) ], которую, вздыхая, показывал друзьям. Впрочем, он пробыл у тамплиеров только месяц, потом вернулся в свою семью и через восемнадцать месяцев умер. Как утверждал Жискар, он верил в ту пору, когда племянник называл себя погибшим, что это "по причине самоистязания, которому следовали тамплиеры", но разоблачения процесса открыли ему глаза.