Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Он прав? - обратилась Вера Никандровна к Рагозину не потому, что ей нужно было подтверждение правоты сына, а чтобы высказать несомненную уверенность в ней. И Рагозин, кивнув коротко: он прав, - снял руку Кирилла со своих плеч и пожал ее.

- А вы не допускаете, что я буду любить искусство тоже очень серьезно? - спросила Аночка опять так же строго.

- Неужели я это отрицал? - встревожился он. - Я хотел только, чтобы вы не думали, что у меня с искусством недобрые счеты.

- Вы дали повод это подумать, потому что так отозвались о стихах...

- Разве я плохо сказал о стихах?

- Не плохо, - затрясла головой Аночка и поискала слово: - Высокомерно.

- Высокомерно? Ну нет. Это - принадлежность самих поэтов. Они считают, что сочинять стихи куда значительнее, чем делать революцию. Да, может, и вы так считаете?

Аночка не ответила, но, наклонившись к Вере Никандровне, сбормотала проказливо:

- Вот и еще двойка за "Счастье человечества".

- Счастье человечества? - сказал Кирилл.

- Это у них в школе, - улыбаясь, объяснила Вера Никандровна. "Счастьем человечества" они называли... Как это у вас говорилось, Аночка?

- Я ведь только что окончила гимназию, она, правда, школой теперь называется, - быстро заговорила Аночка. - Ну, и у нас всем предметам были даны особые имена. Между девочек, конечно. Например, литература - это "Заветные мечты". А последний год у нас ввели политическую экономию и конституцию. Их мы окрестили "Счастьем человечества". Ну, и мне за "Счастье человечества" всегда двойку ставили.

- Трудно, видите ли, дается счастье человечества, - засмеялся Рагозин.

- Но ведь мы с вами говорили о "Заветных мечтах", - сказал Кирилл, взволнованно и без улыбки глядя на Аночку.

- Пожалуй, верно, - проговорила она, отвечая ему неподвижным взглядом. - Но мне кажется, вы не столько дорожите "Заветными мечтами", сколько "Счастьем человечества". И потому, что вы хотите, чтобы все думали одинаково с вами, вы мне для начала знакомства влепили двойку.

- Ну, вы уж понесли какую-то абракадабру, - сказала Вера Никандровна.

Кирилл приподнял пальцы, закрывая свою мимолетную усмешку.

- Я не хочу, чтобы все думали одинаково со мной. Я хочу, чтобы вы думали так же, как я.

- Небольшое требование... Но, вероятно, я не смогу его выполнить.

- Почему же... если оно небольшое?

- Как-то слишком скоро у нас наметились расхождения.

- Например?

- Например, вы почему-то сразу переменились, как только я назвала Цветухина.

- Не знаю, каков он сейчас, - отвел глаза Кирилл. - Раньше я его терпеть не мог. Он самообольщен, как пернатый красавец.

- Как вас звать? Кирилл, а по отцу? - вдруг спросила Аночка.

- А как вы меня зовете за глаза?

- За глаза... я вас никак не зову.

- Ах ты вихор, - улыбнулась Вера Никандровна. - Николаевич, по отцу Николаевич.

- Так вот, Кирилл Николаевич. Позвольте дать вам совет: не высказываться о людях, которых вы не знаете.

- Правда, - беспокойно сказала Вера Никандровна, - Цветухин мужественный и простой человек.

Аночка легко нагнулась к Вере Никандровне и опять с необыкновенной быстротой поцеловала ее.

- Мне надо идти, - сказала она и прибавила, держа в ладонях голову Веры Никандровны и покачивая своей головой в такт раздельным и звучным словам: - Именно мужественный и простой человек!

Вера Никандровна взяла ее руки и спросила, глядя ей близко в глаза:

- Как Ольга Ивановна?

- Маме плохо, - ответила Аночка, словно мимоходом, но так, что уже больше не нужно было ничего говорить, и распрямилась, и обошла стол, чтобы проститься с Кириллом.

Он вдруг неловко выговорил:

- Ну, хорошо. Принимаю совет. Не сердитесь.

- А я не сержусь, - непринужденно ответила она и ушла, мигом исчезнув из комнаты.

С минуту все молчали, потом, вздохнув, Рагозин спросил:

- Тебе, говорят, квартиру нашли! Переезжаешь?

- Нет. Она мне не нравится.

- Э, да ты вон какой! Этакого буржуя тебе палаццо дают, а ты недоволен?

- Да, - сказал Кирилл, явно думая о другом, - я, братец, задрал нос...

10

В безветренный, почти уже летний день Пастухов вышел из тамбура дорогомиловского дома в легоньком пальтеце по давней моде - до колен, палевой окраски с белой искрящейся ниточкой, и глянул сначала вверх - не хмурится ли? - потом в стороны - куда приятнее направиться? - потом под ноги - не грязно ль? Поглядев вниз, он заметил троих мальчуганов-одногодков, сидевших на тротуаре спинами к залитому солнцем цоколю дома, с ножонками, раздвинутыми на асфальте в виде азов. Асфальт был исплеван. Они повернули головы к Пастухову, ожидая, скажет ли он что-нибудь или пройдет молча, и в одной из довольно запачканных мордашек он узнал своего Алешу. Он шагнул к ним.