Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Меняю сумку на пару кур, - воскликнул Дибич, подражая бойкости раздававшихся кругом выкриков.

Татарка утерла глаза уголком головного платка и продолжала молча сидеть.

- Ну, что же, хозяйка? Погляди, какой товар, - проговорил неуверенно Дибич.

Старуха взяла рюкзак, повертела в морщинистых пальцах и отдала назад, не проронив ни звука.

- Да ты понимаешь по-русски-то?

- Зачем не понимаешь? Не наш сумка, - вдруг сказала татарка.

- Ну да, не наша - заграничная сумка, лучше нашей, видишь - на клеенчатой подкладке. Не промокнет. Получай за пару кур!

- Ремень рваный, - спокойно возразила старуха.

- Не рваный, а чуть надорван. Починишь.

Она опять дотронулась до рюкзака.

- Худой дырка, - сказала она, покачав головой.

- Зашьешь, - ответил Дибич и насильно сунул ей на колени рюкзак.

Она неторопливо вывернула его наизнанку, ощупала подкладку, рассмотрела узлы и снова отдала назад.

- Давай цену, цену давай, цену! - вскрикнул Дибич, выворачивая сумку налицо.

- Возьми вот хороший молодка, - сказала татарка, вытянув за ногу молодую курицу.

- Да это цыпленок, а не молодка! Ишь скупердяга!

- Наш не скупой дядя, твой скупой дядя, - отозвалась она невозмутимо и положила молодку желтым, блестящим от жира боком поверх кур.

- Ну, ладно, - сказал нетерпеливо Дибич, складывая рюкзак и делая вид, что сейчас уйдет, в то же время не в силах двинуться и оторвать взгляд от курицы. - Давай твоего цыпленка и бадейку молока в придачу. По рукам.

- Зачем бадейка? Большой бадейка, - ответила татарка. - Пей одна кружка.

- Шайтан с тобой, наливай, - обессиленно выговорил Дибич и потянулся к курице.

- Зачем шайтан? Зачем шайтан? - неожиданно крикнула старуха.

Сердитым рывком она накрыла весь кузовок мешковиной и стала быстро вытирать глаза, бормоча под нос на своем непонятном языке.

- Ну, хорошо, хорошо, не шайтан, - почти испуганно сказал Дибич, сдерживая досаду и нетерпение, и приоткрыл кузовок.

Старуха недовольно взяла рюкзак, положила его себе под ноги и стала наливать из бадейки молока.

Дибич жадно смотрел, как тяжелые розоватые куски молока вперемешку с угольно-коричневыми пенками шлепались в кружку, и ему было жалко, что следившие за всем его торгом солдаты тоже смотрели в кружку. Он отвернулся немного и не проглотил, а словно перелил в себя холодные, скользкие куски.

С ощущением необыкновенно нежного вкуса, который напомнил детство, облизывая усы, вытирая проступивший на лбу легкий пот, он зашагал через площадь к станции. На ходу он вывернул куриную ножку совершенно тем жестом, какой не раз с завистью видел, и только было поднес ее ко рту, как услышал обрадованный, всполошенный крик:

- Ребята! Состав на Пензу подали, айдате!

Он сорвался и побежал вместе с другими куда-то в сторону, к дальним путям.

Пассажирские вагоны были пусты, скамейки недавно вытерты, поезд, видно, только что приготовили. С шумом и торжествующим грохотом вагоны начали живо заполняться.

Дибич облюбовал верхнее место, забрался на скамью, лег, подложив под локоть шинель, и принялся за еду. Он мог только мечтать о том, чтобы ехать в пассажирском вагоне, удобно вытянув ноги на полке, ехать прямо на Пензу и - значит - на Кузнецк и Сызрань, откуда будет уже рукой подать до дома. Он разрывал курицу на куски, обмакивал их в соль и разжевывал вместе с гибкими хрустящими косточками. Ему виделся большой белый пароход, шлепающий плицами по широкому зеркалу Волги. Зеленые берега ниточками тянулись или петлями извивались по сторонам парохода. Довольные пассажиры, примолкнув, любовались солнечным днем. Глубоко в корпусе судна равномерно дышала машина. Дибич обсасывал мосолки куриных ножек, зажмурившись, и ему чудилось, что уже появляется из-за далекого-далекого поворота весенний Хвалынск в цветущих холмах и горках, сияющий, тихий, счастливый.

Вдруг что-то задвигалось, зашумело кругом. Ругань, женский плач и вой поднялись во всем вагоне, и сквозь шум чей-то командующий и одновременно исступленный вопль прорвался к сознанию Дибича:

- Очистить вагон, говорят! Выходи все до одного!

Кондуктор, в сопутствии увальня охранника с красной перевязью на рукаве и винтовкой прикладом вверх, протискивался сквозь толчею скопившихся в проходе людей, злобно отвечая на крики:

- А черт вам сказал, что поезд на Пензу! Поезд особого назначения! Очистить, без разговоров!

Ругаясь, ворча и мешая друг другу, пассажиры начали вытаскивать свое добро из вагона.