Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

Могилу еще не сровняли с поверхностью земли, когда начали разбредаться. Трамваи не доходили до кладбища, надо было идти пешком к университету. По широкому полю перед кладбищем вожжами тянулась поземка, закручиваясь вокруг трамвайных столбов. Местами проступила голая земля, расчищенная ветром. Снег сдуло к тесовым кварталам, и они насупленно темнели на ярко-белых тротуарах.

Мальчики - руки в рукава или в карманы, - намерзнув, пока стояли у могилы, почти бежали впереди не поспевавших за ними взрослых.

- Как летит время, - сказала Вера Никандровна Аночке, - ведь это с Павликом рядом - сын Лизы будто?

- Да, Витя.

- А Павлик совсем молодец.

- Да. Иногда не верится, что я его нянчила.

Аночка засмеялась.

- Ты что?

- Помните историю с шоколадом?

- С шоколадом?

- Это еще перед войной. Помните, вы подарили Павлику на именины плитку шоколада? Мама ему велела поделиться со мной. Он долго мучился, все не хотел давать. Потом говорит: "Ну хорошо, мама, я только дам Аночке ма-аленький кусочек". - "Почему же маленький, когда у тебя много?" - "Я боюсь, большим кусочком как бы она не подавилась".

Теперь они вместе засмеялись, но смех как-то сразу оборвался, точно они вспомнили, что идут с похорон. Прикрывая от порыва метели рукавом лицо, Аночка мельком спросила:

- Почему не пришел Кирилл Николаевич?

- Да, жалко. Он понял бы своего отца, после этой речи - почему дружил отец с Дорогомиловым... Кирилл хотел пойти. Но что-то неотложное в военном комиссариате.

Аночка резко вскинула брови, но промолчала и сосредоточенно прибавила шаг: мальчики слишком далеко убежали вперед.

Они кучкой семенили посередине мостовой, нагнувшись против ветра, мешавшего как следует говорить. Они перекидывались короткими словами, подолгу не отвечая друг другу.

- Здорово мой отец говорит, а, Пашка? - спросил Ваня.

- Ага, - согласился Павлик, но подумал и прибавил: - Зря это он про книжный хлам. Мой отец обрадовался.

- Чего обрадовался?

- Толкнул меня и говорит: товарищ Рагозин со мной согласен - Арсений Романович держал один хлам.

- Ну и пусть. Тоже! Твой отец!

Вите думалось, что Петр Петрович не сказал об Арсении Романовиче самого важного. Самое важное состояло в том, что Арсения Романовича больше нет и что таких, как он, никогда больше не может быть.

- А как мы об Арсении Романыче напишем? - спросил он.

- Что напишем? - захотел узнать Ваня.

- На кресте.

- Правда, а? - встрепенулся Павлик.

- На кресте! - насмешливо переговорил Ваня.

- А что? - сказал Витя, принимая вызов.

- У Арсения Романыча будет памятник, а никакой не крест.

- Ну да, памятник. Большо-ой! - протянул Павлик.

Все трое по очереди потерли уши.

- Ребята! Мужик на санях! - воскликнул Витя.

- Дурак какой! Снегу-то с гулькин нос, а он вылез, - сказал Ваня.

- Надо так написать, - проговорил Павлик сосредоточенно: - Здесь лежит наш Арсений Романович, и потом подписи.

- Какие подписи? - спросил Ваня.

- Ну, подписи - ты, я, Витя, еще кто, еще.

- Тоже выдумал! Кто это на могилах расписывается? Я на кладбище целое лето жил, знаю.

- Ну и что же, что жил? Разве есть закон? Захотим, так распишемся.

- А чего такое - селение праведных? - спросил Витя.

- На кресте, да? Знаю, - сказал Ваня.

- На кресте, да? - повторил за ним Павлик.

- Это всё попы! - сказал Ваня. - Воскресение, селение. Начнут архиреить! А ничего и нет. Закопают, так не воскреснешь.

- Ну да, - согласился Павлик. - Отзвонил, и больше каюк.

- А на Марсе? - скептически спросил Витя.

- На Марсе! Подумаешь! - дернул плечами Павлик.

- Ты не читал, вот и говоришь.

- Ты читал, да плохо, - сказал Ваня. - На Марсе не мертвецы, а живые люди.

- Ага, - подтвердил Павлик. - Только там марсисты.

- Надо так, - предложил Витя. - Здесь покоится (он сделал паузу, сомневаясь - нужно ли что-нибудь о прахе и о местности)... покоится Арсений Романович, самый хороший человек!

Он неуверенно взглянул на товарищей. Павлик подумал и признал, что проект удачен. Ваня был не очень доволен.

- Надо еще нарисовать и выбить на камне, - дополнил он.

- Рисунок?

- Ага.

- А про что рисунок?

Тут мальчиков догнал Рагозин и положил им на плечи тяжелые руки в варежках.

- Замерзли?

- Не-ет! - дружно откликнулись они, опять потирая ладонями уши.

- Петр Петрович, мы спорили про памятник, какую сделать надпись.

- Ну, какую же решили сделать?

Они опять заспорили наперебой, выдумывая новые предложения и в конце концов заставив Рагозина сказать, какую надпись сделал бы он сам.