Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Выходит, уйти надо мне? - засмеялась Вера Никандровна.

Поздоровавшись и не отпуская руки, она подвела Лизу к столу.

Начался разговор, который должен был помочь справиться с замешательством, - о том, что Лиза похудела и что она не совсем здорова; что Вера Никандровна видела ее два раза в театре, но это было давно, и тогда Лиза была полнее; что вот уже она вырастила большого сына и что Кирилл познакомился с ним на рыбной ловле - славный мальчик, весь в нее; что - верно ли, будто она вышла снова замуж - и за кого (это, конечно, Вера Никандровна).

- За одного сослуживца. Нотариуса, - ответила Лиза, - собственно, за помощника нотариуса, - сразу поправилась она.

- Какую же вы носите фамилию?

- Старую... как сын.

- А фамилия мужа?

- Ознобишин.

- Ознобишин? - переспросила Вера Никандровна и повторила, задумываясь: - Ознобишин, - и поднялась и пошла в другую комнату.

- Нет, вы, пожалуйста, не уходите, - остановила ее Лиза, - я хочу, чтоб вы...

- Я сейчас вернусь...

Так Лиза осталась вдвоем с Кириллом.

Только на одно мгновение наступило молчание, и это мгновение напугало Лизу. Оба они думали о своем прошлом, оба видели его с подавляющей ясностью, и Лиза чувствовала, что никогда не найдет в себе сил словами коснуться этого чудом ожившего прошлого. Кирилл помог Лизе быстрым вопросом, мягкость которого и прямота отрезвили ее:

- У вас что-то неотложное ко мне, правда?

- Простите, что я решилась. Это важно... не для одной меня. И вы не откажете, нет?

- Вы только не извиняйтесь.

- Вы один можете помочь. Я прошу за отца.

Она остановилась, ожидая, что он начнет спрашивать. Но он молчал, и ей показалось - его глаза тускнели.

- Я узнала, что отец арестован. Что он в тюрьме. На барже. Вы знаете, есть тюрьма на Коренной?

Он молчал.

- Ну, что я спрашиваю! Конечно, вы знаете! - сказала она, поправляя свою наивность и не понимая его молчания. - С каких пор отец там, на этой барже, я не знаю.

Она снова подождала. Было что-то неуловимое в том, как Кирилл менялся у нее на глазах. Но перемена была слишком явной - уже почти ничего не оставалось от того прежнего Кирилла, каким он представился ей минуту назад. Она увидела морщины на его лице, особенно крутую между прямых бровей. Она тотчас сказала себе, что так и должно быть: ведь она шла к неизвестному ей должностному лицу, к секретарю, а вовсе не к Кириллу.

- Я не знаю, когда отца арестовали, - сказала она решительнее. - Мне вчера поздно вечером сообщил об этом человек, который отпущен на свободу.

- Значит, - сказал наконец Кирилл, немного отворачивая голову и глядя в окно, - вам неизвестно, за какую вину он арестован.

- Я не знаю за ним никакой вины! Я даже не знаю, где он мог быть арестован. В начале августа я проводила его в Хвалынск. С тех пор о нем ничего не слышала, он не писал. Доехал ли он? Не могу... просто не в состоянии вообразить, что с ним случилось! Но это, конечно, ужасная случайность!

- Случайно на баржу не попадают, - сказал Кирилл, по-прежнему глядя за окно.

- О, в такое время! Не это ведь важно. Пусть вы правы, пусть не случайно! Но сейчас там, где он находится, там ему угрожает слишком много случайностей. С этим вы согласитесь. И я должна... Мы... Вы можете ему помочь! Я прошу вас!

Скованно и несмело она показала, что хочет приблизиться к нему, чтобы жестом этим усилить настойчивость просьбы. Он становился все больше чужим, и это подрывало ее надежды, ей казалось, что от ее чувства остаются одни слова.

- Надо знать вину человека, чтобы думать о помощи. А вина - дело суда. Что же тут можно?

- Можно узнать, есть ли вина. Может, ее вовсе не существует? Мне не скажут, а вам должны сказать. Если вы только спросите, это уже будет помощь.

Он опять промолчал. Тогда она договорила с раздражением:

- Вам обязаны все разъяснить. Вы - власть. Поэтому я пришла к вам.

Он резко бросил ей в глаза желтый свет своего прямого взгляда и спросил:

- Только на этом основании пришли ко мне?

Она опять увидела в нем Кирилла - в этой пронизывающей желтизне глаз и в голосе, полном юношески уверенного вызова. Она не могла ответить, всю свою волю сосредоточив на том, чтобы выдержать его взгляд.

- Зачем ваш отец поехал в Хвалынск?

- Это его давнишнее желание. Он хотел дожить там...

- У него там друзья?

- Наоборот, он искал одиночества. Хотел поселиться в одном скиту. Хотел принять... монашество.

Она вспыхнула, выговаривая это слово и почему-то испытывая стыд, но вдруг ее осенила догадка, и она сказала неожиданно дерзко: