- Ага, это она, - подтвердили другие.
- Видать, много у вас их развелось? - спросил Кирилл.
- Поди-ка сосчитай! Целый выводок на натёке держится.
- Далеко? - нетерпеливо спросил Ипат.
Взгляд его перебегал с Кирилла на детей, потом на тот клин леса, где будто еще раскатывался волчий голос, и опять на детей, и снова на Кирилла. Он совсем забыл думать о костре, и в лице его появились несовместимые выражения рассеянности и сосредоточенности. Важный мальчик толково ответил:
- Рядом. Сейчас за опушкой буровичник, - буровика растет, а за ней натёк: лесные ручьи растеклись. Там и волчишня, на натёке на самом.
- А что, товарищ комиссар, с утра облаву не разрешите поставить? беспокойно спросил Ипат. - Весь выводок возьмем. Прибылые щенки теперь подросли, крупные будут. А может, и переярки за матерью ходят. Я с ребячьих лет волчатник.
Мысль эта тотчас вызвала страстное оживление. Все разом заговорили, что, конечно, дело плевое - взять выводок, что надо только хорошенько обмозговать, как расставить стрелков да побольше собрать загонщиков. Нашлись и кроме Ипата охотники, которым доводилось бывать на облавах, или такие, которые явно подвирали и хвастали, так что мигом вспыхнул спор, перебиваемый рассказами о разных случаях на волчьих охотах.
- Что ж, ваша деревня многих овечек недосчитывается? - опять спросил мальчиков Кирилл.
- И-и-и! Овцы да гуси - что! Как начали выгонять скотину - корову зарезали! Потом нашли рога да два копыта. Все косточки растащили.
- Почему же вы их не перебьете?
- Палками, что ли?
- А ружьишек в деревне нет? - невинно спросил Дибич и взглянул на усмехнувшегося Кирилла.
- Были. Да весной отобрали, и дробовики, и винтовки. После чапанного бунта.
- Разве у вас чапаны были?
- Нет, у нас нет, мы советские, - отозвались парнишки в несколько голосов.
- У нас не чапаны, у нас азямы, - сказал важный мальчик, и все его приятели заулыбались шутке.
- Правда, - сказал опять с нетерпением Ипат, - разрешите, товарищ комиссар, наутро обложить. Я бы сходил, повабил, определил бы ихнюю точку нахождения.
Кирилл, посмотрев на Дибича, увидел, что и командиру тоже хотелось бы попытать счастья на охоте - он так же, как красноармейцы, глядел вопрошающе, в ожидании согласия.
- Нет, придется отложить, - сказал Кирилл так, чтобы все услышали. - У нас, товарищи, есть дело, которое не терпит. Облава нас задержит. Отвоюем, тогда уж поохотимся вволю.
- Эх! - даже крякнул Ипат и, быстро отходя в сторону, запел на весь лагерь: - Да мы их в один бы мах взяли! Тут и фокуса нет никакого! Не флачки развешивать! Не медведя на овсы ждать!
И долго еще звенело его пенье вперемежку с возгласами красноармейцев, возбужденных соблазном редкого удовольствия, каким для всех казалась возможная и напрасно упускаемая облава.
Ночь прошла тихо. Только дважды противно распорол округу тоскливый, еще более страшный, чем вечером, вой, и Кирилл, просыпаясь, различал в темноте приподнявшегося человека, который, видно, маялся и не мог спать.
Перед утренней перекличкой Кирилл сразу заметил отсутствие Ипата. Но тут, один за другим, прискакали двое связных с донесением отрядов. Нигде в ближайших окрестностях противник не был замечен, в деревнях царило спокойствие, и продвижение шло нормально.
Приняв рапорты, Извеков с Дибичем вернулись к отряду, и к нему подбежал Ипат. Все на нем кривилось: фуражка - козырьком на ухо, пояс пряжкой набок, на вороте не хватало пуговиц, и видно было, что он черпнул голенищами воды. Он выпалил, не переводя духа:
- Рукой подать, товарищи командиры! Вот за этими березками сейчас брусничная полянка, за ней дубняк, а там мочажина, сосонкой прикрытая сперва реденько, потом гуще. Вот в самой гущине они, как есть, и находятся...
- Постой. На поверке ты был? - остановил его Кирилл.
- Точно так. Угодил как раз, как меня выкликали, - ответил Ипат, улыбаясь виновато и хитро.
- Прыткий. Кто тебе разрешил отлучаться?
- Так я же не отлучался, товарищ комиссар. Тут рукой подать. Все равно что оправиться сбегать.
- Смотри. В другой раз...
- Так ведь тут случай! Весь выводок у нас в руках, жалко не взять, товарищ комиссар, а?
Ипат глядел на Кирилла белесыми своими глазами, умоляющими, полными страстной жажды действовать.
Кирилл никогда не охотился на волков. Но в Олонецких лесах, в такую красную пору осени, ему не раз, бывало, случалось побродить с крестьянами, промышлявшими ружьишком. Нельзя было с любовью не вспомнить этих блужданий по золотым просекам, с пищиком в зубах, которому доверчиво отзывались трепетнокрылые порхающие рябцы. Кирилл глянул на лес. Утро было серое, но безветренное, и словно еще краше светились на березах первые зажелтевшие концы недвижно опущенных веток.
Читать дальше