Гвидо Препарата -

Узор британского взаимодействия с нацистами в действи­тельности представлял собой невиданное в истории согласован­ное коллективное притворство и надувательство, постепенно обнаружившее себя в течение более десяти лет (с 1931-го по 1943 год). Но то были не блистательные импровизации, а зара­нее обдуманные действия с силами, причем силами «внешни­ми», «другими», — и опять-таки Веблен интуитивно ощутил этот зловещий крен еще в 1915 году. Британия раздувала огонь и в конце концов пожелала всесожжения — холокоста войны и евреев.

Большевики приняли на себя главный удар немецкого на­ступления и заплатили за это жизнями двадцати миллионов че­ловек, половина которых были мирными жителями. Вероятно, Тухачевский не хотел, чтобы его народ платил такую цену. Нель­зя также забывать и о том, что в конце этой игры были убиты три с половиной миллиона мирных немецких граждан.

Если верно то, что британские правители интриговали в Вер­сале с целью создания реакционного движения, питаемого ради­кализмом и склонного искать войны на Востоке; если верно то, что англо-американцы активно торговали с нацистами и предла­гали им финансовую поддержку — постоянно и непрерывно, на­чиная с займов по плану Дауэса в 1924 году и кончая солидными кредитами, проведенными через банк международного урегули­рования в Базеле в конце 1944 года (1); если верно то, что встре­ча в Кельне на вилле фон Шредера 4 января 1933 года была ре­шающей в деле назначения Гитлера канцлером; если верно то, что такая финансовая поддержка была задумана с тем чтобы сде­лать нацизм настолько сильным врагом, чтобы в войне получить от него мощный ответ и тем самым сделать победу союзников отчетливой и окончательной; если верно то, что умиротворе­ние было комедией начиная с 1931 года; если верно то, что Чер­чилль всяческими ухищрениями оттягивал открытие второго фронта в течение трех лет, ожидая, что немцы настолько глубо­ко и безнадежно увязнут в трясине, что завершающий удар со стороны Британии будет максимально безболезненным для нее; и если, наконец, верно то, что Гесс привез с собой в Британию план переселения евреев на остров Мадагаскар, ибо таково было последнее политическое решение германского правительст­ва, прежде чем оно занялось окончательным решением еврей­ского вопроса (2), — этот план, как теперь совершенно очевидно, не имел последствий; если все перечисленное верно, то по спра­ведливости прямую ответственность за инкубацию нацизма и планирование Второй мировой войны и косвенную ответст­венность за уничтожение евреев надо возложить на англо-амери­канский истеблишмент.

Ясно, что в течение последних шестидесяти лет неутомимые и наиболее доверенные имперские архивисты вкупе с легионом не менее доверенных ученых, публицистов и кинорежиссеров сделали все, что было в их силах, для того, чтобы в наиболее категорической форме опровергнуть каждое из вышеприведен­ных утверждений.

Для начала эти люди просто-напросто игнорируют писания Веблена: Кейнс считается единственным признанным «класси­ком» Версаля.

«Естественно, это преувеличение, — читаем мы в учебни­ках, — считать, будто займы по плану Дауэса привели в дейст­вие планы массивных иностранных вливаний со стороны Со­единенных Штатов...» (3); напротив, нас уверяют в том, что эти заимствования были просто одной из волн кредитов, на которых Америка рассчитывала сорвать приличный куш, и проявлением мифической «корпоративной алчности» — но ничем более.

Финансовый крах и кризис? Эти неприятности, доверитель­но сообщает нам прославленный лауреат Нобелевской премии, были не чем иным, как «продуктом случайного сочетания струк­турных факторов с ошибками монетарной политики» (4).

С другой стороны, нам говорят, что коллапс золотого обмен­ного стандарта и сюрреалистическое обесценивание фунта про­изошли вследствие «неизбежной ошибки... британцев, которые не осознали тяжести проблем, с которыми им пришлось столк­нуться и под прессом которых им пришлось работать» (5); нам говорят, что управляющий Английским банком был «периоди­чески» слишком сильно «болен» для того, чтобы сохранять по­рядок во вверенном ему запущенном учреждении, и «даже когда он был здоров, [его] отвлекали другие неотложные дела» (6). Остается только поинтересоваться, что же это были за «неотложные дела»...

Таким образом, в том, что касается Монтегю Нормана — ве­роятно, одного из величайших управляющих Центральным бан­ком, человека, проведшего четверть века во главе самого могу­щественного финансового учреждения той эпохи, — мы должны удовлетвориться тем, что он был не более чем карикатура на психопатического дядюшку Скруджа старой школы, имевшего весьма шаткие представления о современной ему динамике финансов.