Ю Фельштинский - Вожди в законе

Блок Троцкого с Лениным был естественным и взаимовыгодным шагом. Отдав большевикам своих "межрайонцев", сделав Петросовет орудием ленинской политики, полностью поддержав Ленина в крайне рискованном и по существу авантюристическом деле захвата власти и формирования СНК в обход воли Второго съезда Советов, влиятельных социалистических партий и профсоюзов, Троцкий получил партбилет большевистской партии, членство в ее ЦК и портфель министра иностранных дел в Совнаркоме. Именно потому, что Троцкий имел дело с людьми, верящими во власть и ценившими ее, такими как Ленин, Свердлов и Дзержинский, его личное восхождение к власти следует считать блистательным. Без мелкой и суетливой извечной борьбы со своими мнимыми и действительными врагами, чем всегда был так занят и обеспокоен Ленин, без темных "немецких денег", без компрометации себя проездом через вражескую Германию, Троцкий стал вторым человеком в государстве -- с легкостью, которой можно было позавидовать. Но именно этого высокомерного жеста -- подчеркиваемого Троцким безразличия к личной власти; легкости, с которой так все давалось счастливчику Троцкому; популярности, которой Троцкий пользовался у коммунистического актива -- ему не могли простить и не простили члены большевистской верхушки, обойденные октябрьской революцией -- Сталин, Зиновьев, Каменев и Бухарин.

Троцкий так и не стал полноправным членом ленинской мафиозной структуры. Его место в правительстве было гарантировано личным соглашением с Лениным. Было ясно, что с уходом Ленина неизбежно от власти будет оттеснен и "не большевик" Троцкий. Не зная о соглашении Ленина с Троцким и об очевидной слабости позиции Троцкого, опирающейся исключительно на личную власть Ленина, нельзя правильно объяснить поведение Троцкого во внутрипартийной борьбе 1918-1924 годов.

Первым и самым важным испытанием лояльности Троцкого Ленину стала его политика в вопросе о мире с Германией. Из-за десятилетий очевидной клеветы и фальсификаций, обрушенных на Троцкого сначала Сталиным, а затем послесталинским советским руководством, правдиво описать поведение Троцкого на брестских переговорах в январе-марте 1918 года крайне сложно. Сам Троцкий, до конца своих дней оставаясь лояльным Ленину, не рассказал всего в своих многочисленных статьях, книгах, дневниках и мемуарах. Но поскольку в вину Троцкому, как пример очевидного его небольшевизма и даже предательства, вменялась именно его брестская линия, рассказ о Троцком не может обойтись без разъяснения этой проблемы: Брестского соглашения.

Поскольку до 1917 года лидером революционного движения казалась Германия с ее самой сильной в мире социал-демократической партией, мировая революция подразумевала, конечно же, непременную революцию в Германии. Она не обязательно должна была начаться именно там, но победа ее в Германии казалась всем революционерам непременным залогом успеха. Иной трактовки мировой революции социал-демократическая риторика тех лет не допускала. А русский революционер Ленин до февраля 1917 года не предполагал себе роли большей, чем руководителя экстремистского крыла русского социал-демократического движения, безусловно вторичного и подсобного, если иметь в виду коммунистическое движение в Германии.

В дни, предшествовавшие объявлению войны, именно на германскую социал-демократию устремлены были взоры социалистов всего мира. Казалось, что, проголосовав в рейхстаге против предоставления правительству военных кредитов, германская социал-демократическая партия сможет остановить надвигающуюся трагедию. Однако германские социалисты проголосовали за предоставление своему правительству военных кредитов отчасти еще и потому, что надеялись благодаря войне свергнуть монархию в России, в которой они видели главного противника международного социалистического движения.

Большевистское крыло русской социал-демократической партии, как и меньшевистское, верило в конечную победу социализма в мире. Это казалось столь же очевидным, как сегодня, скажем, неизбежность крушения колониальных империй. Ответ на вопрос о том, придет ли мировая революция -- непременно позитивный -- строился исключительно на вере в конечную победу. Однако после октября 1917 этот когда-то теоретический вопрос приходилось рассматривать с практической точки зрения: что важнее, сохранить любой ценой советскую власть в России, где революция уже произошла, или же пытаться организовать революцию в Германии, пусть и ценой падения советской власти в России.