Н Фесун: Из записок офицера, служившего на фрегате 'Аврора'

Встреченная картечным огнем батареи и одного небольшого полевого орудия, эта часть десанта смешалась и, видя, что пушками завладеть нелегко, сочла за лучшее последовать примеру двух первых частей и тоже поворотить на гору. Командир 2-й портовой стрелковой партии имел приказание стянуть свой отряд туда, где увидит неприятеля в большем числе; вследствие чего, заметив, что главные силы союзников, тотчас после высадки, устремились по дороге к батарее N 6, он спускается с горы по тому же направлению и завязывает с ними беглую перестрелку.

Вся Никольская вершина остается таким образом никем не занятою. Неприятель пользуется этим и без сопротивления взбегает на нее. Момент был действительно критический! Красные мундиры английских морских солдат появляются над перешеечной батареей, и штуцерные пули уже сыплются на "Аврору" градом. Потеряй мы секунду времени, успей союзники опомниться, собраться с силами - и все было бы кончено; но мы не потеряли этой секунды! Три партии с "Авроры" и партия из остатков прислуги Максутовской батареи, одна за другой, бросаются бегом на неприятелей со стороны перешейка; губернатор, еще ранее 31ого, посылает туда же, со стороны погреба, 1-й и 3-й портовые стрелковые отряды, 2-ю стрелковую партию с фрегата, волонтеров (18 человек) и 22 человека с батареи N 2. Таким образом, для отражения неприятельского десанта в 700 человек и полученного им впоследствии подкрепления на Никольской горе, на основании самых точных и положительных данных, собирается, всего на все, не более 300 человек. Сверх того, надо еще прибавить, что не все отряды могли вступить в дело вдруг и что, в чем нет сомнения, мы не только не защищали гору и ее всходы, а напротив того, вынуждены были брать ее штурмом. Тут естественно и сам собою является вопрос: каким же образом 300 человек могли сбить с крепкой позиции 700 человек? Ответ не трудный, а именно: хотя наши небольшие отряды действовали отдельно и почти независимо один от другого, но у всех была одна общая и хорошо известная щель: во что бы ни стало обить с горы неприятеля; числа его тогда хорошенько не звали, и каждый последний матрос вполне понимал одно, что французам с англичанами оставаться там, где они были, - не приходится! Никольская гора покрыта густым кустарником, партии исходили на нее с разных сторон, врассыпную, и после непродолжительной перестрелки рукопашная схватка закипела по всей линии. Видя наших повсюду, не зная, что в городе нет никакого резерва, и, по стремительности нападения, считая, что имеют дело с неприятелем превосходным в числе, союзники смешались, смешались тем более, что общего командования у них не было и, раз заняв гору, они не знали, куда им идти и что делать...

Представьте себе прекрасный летний день, яркое небо и спокойное море. Огромная Никольская гора покрыта народом, сквозь зелень кустов мелькают красные мундиры англичан, синие и красные рубахи матросов французских и наших; частая дробь ружейного огня слышится со всех сторон, и повсюду, изредка, раздаются пушечные выстрелы; шум, беготня и смятение удивительные, барабаны бьют наступление, рожки на разные голоса им вторят, крики "ура" сменяются проклятием... с примесью различных ругательств! Нет тут порядку, наступлений и отступлений; нет ни колонн, ни взводов; для этого не было ни места, ни времени, пи возможности...

...Одушевленные успехом, отряды наши мало берегли себя, и когда, засев на утесах, они провожали жесточайшим ружейным огнем... союзников... нам сильно досталось от залпов картечью с ядрами с брига "Облигадо". Бриг и "Вираго" были лучшими, по управлению, судами в эскадре, и действия последнего, 24-го, и первого - 20 августа - достойны удивления и подражания. Имея всего третью часть команды (две партии были в десанте), "Облигадо", пользуясь легким ветерком, маневрировал восхитительно; огонь его уменьшил намного потерю союзников при отступлении, и в действительности искусства его комендоров представляет лучшее доказательство грот-мачта "Авроры". Мачта эта пробита ядром навылет при весьма неблагоприятных обстоятельствах, а именно, при стрельбе брига через перешеек...

В половине двенадцатого перестрелка замолкла, неприятельские суда отошли к Тарьинской губе, в городе ударили отбой, и мы все, спустясь с горы, собрались у порохового погреба. Составилось огромное каре, в средину его вошел священник, и началось благодарственное молебствие, потом посыпались рассказы и расспросы. Все радовались победе, приветствовали друг друга, везде говорили об отдельных подвигах; порой слышался даже и смех, но выражение большей части лиц было грустное.