Альберт Вандаль - Второй брак Наполеона. Упадок союза

Как ни был остроумен этот проект раздела Галиции, как средство выйти из затруднения и примирить диаметрально противоположные требования, Наполеон ничуть не обманывал себя относительно трудности сговориться с Россией на этой основе и убедить ее согласиться на расширение герцогства за бумажное вознаграждение, состоящее из нескольких статей договора. Поэтому, прежде чем решить что-либо, он хотел позондировать почву в Петербурге. Коленкуру поручено было позаботиться об этом в особой, подробно изложенной инструкции, посланной 12 августа. Дело шло не о том, чтобы точно изложить предложение, следовательно, только узнать, есть ли надежда, что оно будет принято и, если таковая надежда окажется, подготовить Александра к предложению, и потихоньку, с бесконечными предосторожностями, приучить его к задуманной императором идее.

“Господин посланник, – писал Шампаньи, – Его Величество приказывает мне ознакомить вас с его взглядами на один из вопросов, по которому переговоры откроются в ближайшем будущем. В настоящей войне галичане приняли сторону Франции: они сражались под ее знаменами. Австрия будет им мстить. Не к чести Франции будет, если Император предоставит Австрии карать и угнетать людей, которые ему служили. Этого не должно быть. В характере императора Александра слишком много благородства: он не может не понять обязанности, возложенной на Императора. Его Величество не имеет иных намерений, как только согласовать долг и достоинство Франции с интересами России. Такова цель его теперешних забот.

“Напрасно было бы гоняться за средствами охранить галичан от мести Австрии. Верховная власть над страной, которую она сохранит за собой, всегда останется державной. Применение ею строгостей не может быть ограничено никакой статьей договора. Нет такой статьи, которая не могла бы быть нарушена, а каждое из этих нарушений послужило бы поводом к войне, равно как и каждое притеснение, учиненное над галичанином, было бы для Императора ударом кинжала.

“Отдавая всю Галицию России, можно было бы, без сомнения, предотвратить зло, но принцип, на котором основан союз, не допускает подобной уступки без соответственного вознаграждения. Но где его найти? Следовательно, Галиция может быть отдана только великому герцогству Варшавскому. Император находит справедливым предоставить некоторую часть ее России и определяет эту долю, как одну пятую всего населения, тогда как другие четыре пятых останутся великому герцогству. Такая неравномерность основана на различии в положении. Если бы Франция была смежна с Галицией, она поделила бы ее с Россией поровну, но Франция далеко; она не берет себе ни одной из завоеванных провинций, а отдает их Саксонии, которая в один прекрасный день, изменив политическую систему, может соединиться с Россией против Франции. Россия же прочно присоединит к своей империи приобретенные провинции, и средства этих провинций всегда будут в ее распоряжении”.

Защитив принцип неравенства при помощи легкооспариваемых доводов, Шампаньи начинает рисовать в самом соблазнительном виде долю, предназначенную России. Он пишет, что ее выберут по соседству с Россией для того, чтобы она легче слилась с нею. Это будет восточная часть старой Галиции, округ, расположенный между городом Замостье и Днестром. В нее войдет важный город Львов. Большинство жителей страны исповедует греческую веру. Уже это одно предназначает их сделаться подданными православного императора. Употребив с похвальным усердием большие усилия на то, чтобы возбудить вожделения России, министр старается успокоить ее недоверие и переходит к статье о гарантиях. “Францией, – говорит он, – будут приняты все меры, способные успокоить Россию по поводу возможных последствий увеличения великого герцогства Варшавского. Она гарантирует России ее новые владения. Все, что в порядках великого герцогства может быть неприятно России, как, например, существование литовского ордена [158], могло бы быть преобразовано; неудобства, которые не были предусмотрены в Тильзите, были бы исправлены; самые названия – Польша и поляки – были бы заботливо изъяты из употребления.

“Вот, Милостивый Государь, – говорится в заключительных словах инструкции, – канва для ваших разговоров с русским министром. Эти взгляды, которые требуют величайшей осторожности, должны исходить как бы от вас самих, а не от вашего двора. Их надо представить в виде предположений, с которыми вы лично забегаете вперед. Вам даже неизвестно, каковы взгляды Императора; но вы знаете, что его понятия о чести и справедливости, об узах, связующих его с теми, кто ему служит, могут заставить его склониться к подобному разделу. Вы знаете также, что, верный союз с Россией, желая поддержать его при помощи тех самых выгод, которые Россия от него получает, стремясь в настоящей войне только к тому, чтобы упрочить спокойствие на континенте и вознаградить своих союзников за их усилия, он на первом месте ставит Россию, которая, конечно, извлечет из союза большие выгоды, так как она приобретет и присоединит к своему государству Валахию, Молдавию, Финляндию и миллион душ в Галиции, тогда как Франция не будет увеличена и на одну деревню и будет иметь только ту выгоду, что уплатит долги признательности.