Он начинает с изложения фактической стороны дела и намечает цель, которой следует достигнуть. Он говорит: “Было представлено три проекта договора: первый Россией, второй Францией и третий, в виде контрпроекта – Россией. Все три проекта ведут к одной и той же цели. Все они успокаивают Россию насчет намерения Франции относительно Польши. Они отличаются только по форме, но различие это такого рода, что компрометирует честь и достоинство Франции, вследствие чего император Наполеон не может колебаться”. [459]
Россия требует от него гарантии его намерений. Он дал такую и на словах, и на деле. Он мог восстановить Польшу в 1807 г, после Фридланда и в 1809 г. после Ваграма. Он не сделал этого. Он не только воздержался от действий в пользу поляков, но даже высказался против них. И в письмах к царю – он приводит их выражения – и в отчете Законодательного Корпуса, (приводятся цитаты слово в слово), он: заявлял, что восстановление Польского королевства никоим образом не входит в его виды. Он более чем доказал это, предлагая составить договор, первая статья которого лишает его права оказывать какую бы то ни было поддержку всякой попытке к восстановлению Польши. “Если Россия желает только быть успокоенной насчет намерений императора Наполеона, допуская, что события не достаточно ярко осветили таковые, если она нуждается в документе, эта статья должна вполне успокоить ее. Если же она хочет восторжествовать над Францией, омрачить ее честь и заставить ее подписать договор, не как равную с равной, но как подчиненную к старшей, в таком случае, она, конечно, должна желать заменить эту статью другой, в силу которой Франция не получает равных прав.
“И, действительно, если сказать: “Польша никогда не будет восстановлена”, то должны равным образом сказать: “Пьемонтское королевство никогда не будет восстановлено”, да и, помимо того, такой догматический стиль не принят и не согласуется с здравым смыслом. Как бы ни были могущественны Франция и Россия, их могущества недостаточно, чтобы какое-нибудь событие не совершилось помимо их воли. Они соединились ради поддержания мира на континенте и, однако, не могли его поддержать: война вспыхнула. Они соединились ради того, чтобы восстановить мир на морях и отдать их в пользование всем нациям, и, однако, им и по сие время не удалось этого достигнуть. Такие, выдающиеся события доказывают, что, как бы сильны ни были обе империи, их могущество имеет границы. Один Бог может говорить так, как предполагает Россия; подобной реакции нельзя найти в летописях ни одного народа. Император не может дать своего согласия на такую редакцию, ибо тут ничего не говорится о взаимности; но он находит, что может, сколько будет угодно его союзнику, говорить и повторять в своих письмах, речах и договорах, что он не будет оказывать покровительства, ничего не предпримет и не будет помогать.
“Посмотрим же, чего желают. Того ли, чтобы Франция дала твердое обязательство, что она никогда ничего не предпримет для восстановления Польши? – это император может обещать; или же, чтобы Франция объявила войну государству, которому вздумалось бы восстановить Польшу? – этого обещать император не может, потому что для сохранения принципа равенства требуется, чтобы за подобную статью была равносильная компенсация, ибо без этого нельзя было бы понять, что могло заставить Францию дать обязательство, вынужденность которого столь очевидна. Конечно, Польша существует только в воображении тех, кто хочет иметь предлог создавать себе химеры; но если бы бывшим подданным Польши посчастливилось при благоприятных обстоятельствах возвратить себе независимость, и русских военных сил было бы недостаточно для покорения их; статья контрпроекта обязывает Фракцию двинуть свои войска для покорения их. Очевидно, Франция может дать подобные обязательства только при условии взаимной услуги, т. е. что и Россия обяжется в свою очередь двинуть свои войска в случае, если вновь присоединенные к Франции страны захотят освободиться из-под французского владычества, а французского оружия не будет достаточно, чтобы привести их снова к повиновению.
“Нельзя понять, какую цель преследует Россия, отказываясь от редакции, в силу которой дается ей то, чего она требует: зачем ей нужно заменить ее догматической формулой, не употребительной, противной здравому смыслу и при том изложенной в таком виде, что император не может подписать ее, не покрыв себя позором”. [460]
Читать дальше