Альберт Вандаль - Разрыв франко-русского союза

Письмо Чарторижского было полно возражений. А между тем, дело шло о том самом проекте, к которому некогда сводились все его упования, который он поставил себе целью своей жизни. Согласно преданию, в 1805 г., во время пребывания Александра в Пулавах, Чарторижский и его родные бросились к ногам царя и на коленях умоляли его возвратить им родину. Но то было в 1805 г. В то время Польша, разделенная между тремя государствами, без сил, без надежды на чью-либо помощь, могла ждать своего возрождения только от великодушного и благородного порыва Александра, могла рассчитывать только на его милосердие; С тех пор дело круто изменилось: заря надежды на возрождение Польши вспыхнула на Западе; Наполеон коснулся ее своей рукой. Он наполовину вытащил ее из могилы и созданием герцогства положил начало полному ее восстановлению. При этих-то условиях, думал Чарторижский, вместо того, чтобы упрочить свою дальнейшую судьбу, не скомпрометируют ли ее жители герцогства Варшавского, отворачиваясь от Наполеона и идя навстречу предложениям России? Не будет ли отречение от Наполеона вызовом, брошенным Провидению? Сверх того, искренни ли предложения Александра? Следует ли смотреть на них, как на нечто солидное, устойчивое, а не как на обманчивую приманку – на средство, вызываемое потребностями данного момента? Даже допуская, что царю удастся победить Наполеона, сдержит ли он свои обещания после одержанной им победы? Все эти опасения Чарторижского сквозят в его недомолвках; чувствуется, что в нем происходит мучительная борьба патриотизма с чувством признательности. Когда он рассуждает, его мысли, его упования влекут его к Наполеону, но сердце рвется к Александру, живет рядом с ним.

Не отклоняя и не принимая целиком всего проекта, ой обсуждает его. Он указывает, при каких, по его мнению, условиях, предприятие может сделаться менее безнадежным. В принципе, он не отвергает основной мысли Александра. Подчеркнув весьма естественные восторженные чувства привязанности варшавян к императору французов, он признается, что в их сердцах всякое чувство уступает место страстному желанию вернуть свою родину, при том безраздельную и жизнеспособную. Возможно, что они перейдут на сторону того, кто предложит им теперь же то, на что Наполеон позволяет им надеяться только в далеком будущем. Но необходимо, чтобы в них не было и тени сомнения относительно искренности и устойчивости этих предложений, чтобы они прониклись убеждением, что их желания будут удовлетворены вполне. Следовательно, недостаточно того, что император Александр пообещает и даже в принципе решит восстановить королевство; необходимо, чтобы государь сообщил, из чего будет состоять восстановленное королевство, каковы будут его будущее, его отношения к России; чтобы он принял на себя подробно и точно определенные обязательства, Чарторижский несколько раз возвращается к этой мысли в выражениях, показывающих упорное недоверие. Вполне сознавая, что герцогство может своей тяжестью склонить весы в сторону того или другого императора, он откровенно ставит условия и требует гарантий.

Он желает, чтобы русский император соблаговолил высказаться по трем пунктам, чтобы точно определил свои великодушные намерения. Во-первых, спрашивает он, расположен ли великодушный благодетель восстановить Польшу в том виде, как она была до раздела, со всеми ее провинциями? Гарантирует ли он полякам не только самоуправление под его верховной властью, но и политическую свободу и представительный и конституционный образ правления? Конституция 3 мая 1791 г., говорит он, “запечатлелась в их сердцах неизгладимыми чертами”. Действительно, эта конституция служит показателем громадного усилия, какое сделала над собой Польша – ее стремления переродиться и уничтожить из ряда вон выходящие недостатки ее прежнего политического строя. Введением статута, устанавливавшего свободу и подавлявшего анархию, Польша доказала свое право на жизнь, и это было в ту самую; минуту, когда три участвовавших в дележе государства готовились нанести ей смертельный удар. Второй желаемой гарантией, Очевидно, и было восстановление в силе конституции 3 мая. Наконец, третья гарантия состояла в необходимости обеспечить восстановленной Польше торговые рынки, т. е. такой экономический режим, который доставил бы изнуренному лишениями, обезличенному и изнемогающему народу некоторое материальное облегчение – возможность свободно дышать. При этих трех условиях можно надеяться, что варшавяне пожертвуют долгом благодарности ради высших интересов национального возрождения.