Несмотря на эту неудачу, силы Наполеона в борьбе за существование не ослабевали. Снова должен был он примириться со своей более чем скромной гарнизонной службой. Он твердо решил сделать хорошего офицера из Луи, который обнаруживал недюжинные способности, и прилагал все усилия, чтобы обучить его математике и другим предметам. При этом он не скупился на тяжелые наказания, которые однажды вызвали со стороны одного возмущенного обывателя восклицание: “Vilain marabout!” С какой любовью руководил Наполеон воспитанием брата, видно из замечания, которое он с гордостью делает в письме к брату Жозефу от двадцать четвертого апреля 1791 года. “Он безусловно, будет лучшим из нас четверых, – пишет он, – да и, положим, никто из нас не получал такого хорошего воспитания, как он”. Скольких лишений стоила ему эта жертва брату, который впоследствии так мало его отблагодарил, об этом он умалчивает. Только в 1813 году Наполеон, жалуясь на неблагодарность Луи, сказал: “Чтобы его воспитать, я, будучи двадцатилетним молодым человеком, терпел всевозможные лишения: я не позволял себе даже самого необходимого!”
Его утешением в это трудное время – которое, однако, не было уж таким мрачным, как его обычно изображают, – была, как всегда, литература и занятия философией. И та, и другая имели у Наполеона всегда какой-то меланхолический характер, даже тогда, когда касались самых жизнерадостных тем. В своем “Dialogue sur l'amour”, который он написал в Сен-Валие, во время своего путешествия по Дофинэ, он высказывается категорически против этого чувства, которое несколько лет спустя, после знакомства с Жозефиной Богарне, охватило его с такой силою: “Я не только отрицаю существование любви! – пишет он в своем дневнике. – Я считаю ее попросту гибельной для общества и для личного счастья человека. Мне кажется, что она причиняет больше вреда, нежели пользы, и было бы счастьем, если бы какая-нибудь добрая фея освободила нас от нее”. И снова возвращается Наполеон к своим принципам в духе Руссо, к естественному состоянию человека, о котором философствует в своих “Réflexions sur l'état de la nature”. Подобно своему великому учителю, он скорбит о далекой эпохе, когда земля была разделена между многочисленными племенами, когда людям ни о чем не приходилось заботиться, когда они в изобилии находили средства для своего существования в богатой природе. Он, честолюбивейший из честолюбивых, стремившийся к власти, он отвергал современную цивилизацию, в которой вся власть находится в руках властолюбия, честолюбия и гордости. Но все эти идеи были у него не столько продиктованы искренним чувством, сколько скорее софистическими аргументами его литературных произведений. Естественно, что сочинения эти утрачивали тем самым свою ценность, но способствовали все же развитию того чрезвычайного самосознания и той железной силы воли, которые он постоянно обнаруживал. Он работал неутомимо, почти еще больше, чем в 1788–1789 годы; часто работал по пятнадцать-шестнадцать часов в сутки. Спал он очень мало.
При всем этом Бонапарт отнюдь не пренебрегал своими политическими интересами, – они особенно озабочивали его. Как во время своего пребывания в Валансе, так и здесь, в Оксонне, читал он солдатам своего батальона патриотические газеты и вел пропаганду среди них всевозможными средствами. Для унтер-офицеров не нужно было в этом отношении особого красноречия, так как большинство из них с самого начала принесли присягу Конституции, – только незначительная часть офицерской корпорации полка “Ла Фер” предпочла эмиграцию.
В то время как Наполеон занимался социальными проблемами и политическими рассуждениями, события во Франции шли своим чередом. Реформы отразились и на войске. Артиллерия была вновь сформирована; полки вместо имен получили номера, этот новый порядок вызвал и перемены среди офицеров. Одновременно со своим назначением в старшие лейтенанты второго июня 1791 года Наполеон был переведен в Гренобльский четвертый артиллерийский полк, стоявший в Валансе.
Это назначение пришлось Наполеону очень некстати: он не только свыкся с полком “Лa Фер”, где приобрел добрых товарищей и даже друзей, но перевод был сопряжен для него с большими расходами. Для воспитания Луи перевод был тоже не особенно удобен, и Наполеон опасался, что в новом полку он не сможет уже так усердно заниматься с братом. Озабоченный этим, он написал третьего июня одному другу своего отца, Ле-Санкеру, прося способствовать его оставлению в “Ла Фер”. Но было уже поздно. Новое формирование артиллерии было уже закончено.
Читать дальше