Ф. Дан: К истории последних дней Временного Правительства

Немедленно после своей речи Керенский, по его словам, «вернулся в штаб к прерванной срочной работе», уверенный, что «не пройдет и часа», как он получит сообщение о всех решениях и деловых начинаниях Совета Республики в помощь Правительству. Каких именно «деловых начинаний» ждал Керенский от этого органа, при его же содействии превращенного в безвластный и бессильный «парламент мнений», он конкретно не говорит. Из дальнейшего видно лишь его разочарование и огорчение по тому поводу, что «боевые силы с. р. и меньшевиков не были вовремя мобилизованы». Я не решаюсь, однако, приписывать Керенскому чересчур уж наивную мысль, будто этих «боевых сил» было достаточно для победы над петроградским гарнизоном, кронштадтскими матросами и пушками «Авроры», находившимися в руках большевиков (Со свойственной ему скромностью Ф. Дан умалчивает еще об одной, «находившейся в руках большевиков», силе-о петроградском пролетариате и его красной гвардии. С разрешения Ф. Дана мы восполняем этот досадный пробел. Ред. ). Очевидно, все «деловые начинания», которых А. Ф. Керенский мог ожидать от Совета Республики, сводились к чисто политическому акту-к резолюции, выражающей «всю меру доверия» правительству и одобряющей все его действия.

Правы ли мы были или не правы, – об этом каждый может судить по-своему. Но, я думаю, и «обыкновенным смертным» после всего рассказанного выше будет понятно, почему такого политического акта совершить и такой резолюции принять мы не могли. Мы готовы были содействовать правительству в его обороне революции, но мы никоим образом не могли свести это «содействие» к тому, чтобы укреплять правительство в его ослеплении и собственными руками подталкивать его к пропасти, в которую оно и без того катилось слишком быстро. Наоборот. Мы считали своим долгом в последнюю минуту еще раз указать правительству путь, на котором только и может (если вообще еще может) быть спасение, и подтвердить ему, что на этом пути мы действительно готовы идти с ним до конца.

В этом именно духе и был составлен мною проект резолюции, которую Керенский характеризует, как «никому не нужную, бесконечно длинную, запутанную, обыкновенным смертным мало понятную в существе своем». Очень может быть. О литературных достоинствах своего произведения спорить не буду. Но для того, чтобы сделать ее «понятною» если не «обыкновенным смертным», то хоть Временному Правительству и его председателю, и служила та «историческая» беседа, о которой повествует Керенский. Но прежде чем перейти к ней, скажу еще несколько слов о предшествовавших ей событиях в недрах Совета Республики.

Смысл моей резолюции, резко критиковавшей большевиков, сводился к тому, что для успешного противодействия им необходимы решительные акты в области борьбы за мир, перехода помещичьих земель в руки крестьян и ускорения созыва Учредительного Собрания. Только такие меры вырвут почву из-под ног большевиков, эксплуатирующих в своих целях настроения разлагающейся, на 99/100 крестьянской армии, и дадут в руки правительства силы, достаточные для противодействия всяким попыткам насильственного его низвержения.

В нашей фракции точка зрения на совершавшиеся события была уже настолько определенна и однородна, что принятие этого проекта резолюции не потребовало большого труда. Приняли его и меньшевики-интернационалисты (группа Мартова), державшиеся тогда обособленной фракцией.

Не так обстояло дело в других фракциях. Из сделанных уже выше замечаний о составе, группировках, настроении Совета Республики ясно, почему невозможно было собрать большинства за такую резолюцию без «бесконечных» споров. В частности, очень сильна была оппозиция во фракции с. р., где довольно большое крыло готово было пойти навстречу требованиям Керенского. Однако другая часть фракции с. р., с А. Р. Гоцем во главе, упорно боролась за ту же самую точку зрения, которая была формулирована в нашей резолюции.

На почве этой внутренней борьбы среди с. р. произошел эпизод, не совсем обычный в истории парламентских фракций. По настоянию Гоца я был приглашен сделать во фракции с. р. доклад о переживаемом кризисе и обосновать предлагаемый мною проект резолюции. После моего доклада были продолжительные и довольно бурные прения, продолжавшиеся и по моем удалении с заседания.

В результате всей этой борьбы внутри Совета, занявшей, действительно, весь день и часть вечера, резолюция прошла незначительным большинством голосов. Замечу тут же мимоходом, что одним из первых актов большевиков, после занятия телеграфа, было распоряжение о том, чтобы эта резолюция никуда не передавалась и нигде не опубликовывалась: большевики считали, очевидно, невыгодным для успеха своего дела, чтобы население было осведомлено о том, что Совет Республики принял такое постановление.