Ф. Дан - К истории последних дней Временного Правительства

Борьба велась нашею с. д-ою фракциею на вполне конкретной почве: мы требовали от правительства немедленного обращения к союзникам с предложением открыть переговоры о всеобщем мире; немедленной передачи всех помещичьих земель в руки местных земельных комитетов, как залога разрешения аграрного вопроса в духе требований крестьянской массы; ускорения созыва Учредительного Собрания. По нашему представлению, только на почве выполнения этой программы мыслима была борьба с большевиками с некоторыми шансами на успех. Более того. Только на почве этой программы считали мы, с точки зрения социализма и демократии, допустимым противопоставлять силу большевистскому насилию (Это противопоставление демократической «силы» большевистскому «насилию» поистине великолепно. «С точки зрения социализма и демократии» выходит так, что, когда рабочий-большевик пинком ноги отбрасывает от власти буржуа, – он творит «насилие», когда же «несоветская демократия» с либердановской помощью изловчается схватить рабочего за горло, она лишь проявляет «силу». Недурно также и дановское объяснение истинного смысла его радикальной программы. Все вращается вокруг одной основной задачи – во что бы то ни стало, каким бы то ни было способом предотвратить пролетарский переворот. Ред. ). Острая борьба за образование правительства, способного не на словах, а на, деле провести в жизнь эту программу, привела к бурному эпизоду, разыгравшемуся на соединенном заседании комиссий Совета Республики – военной и по иностранным делам. В заседании этом читал доклад тогдашний военный министр генерал Верховский. С цифрами и фактами в руках он убедительно доказывал полную материальную и моральную невозможность для русской армии продолжать войну и требовал крутого перелома нашей внешней политики в сторону мира. Верховскому возражал министр иностранных дел М. И. Терещенко, защищавший свою политику. В числе прочих членов «левой» части Совета я горячо поддерживал Верховского и резко обрушился на внешнюю политику Временного Правительства, которое, на мой взгляд, слепо шло на поводу у дипломатов Антанты и вело и армию и революцию к катастрофе (Здесь, как и выше, Ф. Дан имеет в виду октябрьскую «катастрофу». Ред. ).

По окончании заседания ко мне подбежал с искривленным от бешенства лицом Терещенко и, швырнув свой министерский портфель на стол, прошипел: «Вам нужен мой портфель? Берите его! Я не стану за него цепляться».

Видно было, что человек от злобы не помнит себя. Я сухо ответил: «мне ваш портфель не нужен; но если вы не можете вести политику мира, то, конечно, вам надо с поста министра иностранных дел уйти». Терещенко молча забрал свой портфель и вышел из комнаты.

Я был доволен. Мне казалось, что дело преобразования правительства в желательном для нас духе сделало большой шаг вперед. Но прошло несколько дней, и стало известно, что уходит-только не Терещенко, а Верховский. Правительство, возглавляемое Керенским, не только «отделяло» себя от «левой» части Совета Республики, но явно шло ей наперекор. Это сказывалось и во внешних признаках: не только у меня, но, сколько мне известно, и у многих вождей с. р-ов-Гоца и др. – в это время почти прекратились какие бы то ни было личные, неофициальные сношения с членами правительства. И не только отсутствие наших лидеров в составе правительства было тому причиной, а именно глубокое расхождение в самых основных вопросах политики. У нашей партии был еще, правда, в это время представитель в составе правительства-К. Гвоздев (Известный социал-патриот и «деятель» гучковских военно-промышленных комитетов, созданных во время войны. Ред ). Но он был поглощен своим ведомством-министерством труда и «политической» фигурой был в этот период в весьма малой степени.

Между тем, атмосфера сгущалась все больше и больше. Большевистская опасность нарастала с часу на час. В воздухе пахло грозою.

Я не знаю, насколько прав Керенский, утверждая, что «стратегические планы» некоторых правых кругов сводились к тому, чтобы «не препятствовать успеху вооруженного восстания большевиков» и лишь «после падения ненавистного Временного Правительства» подавить большевистский «бунт», для чего нужно будет «3–4 недели».

Мне со стороны «правых» о таких планах слышать не приходилось. А слышал я другое. Когда в кулуарах предпарламента велись разговоры о грозящем восстании большевиков, и мы настаивали на том, что только осуществление предлагаемой нами программы может предупредить восстание или осудить его на неудачу, то правые (торгово-промышленники, кадеты и, особенно, казаки), совершенно не стесняясь, признавались, что желают, чтобы большевики выступили возможно скорее. Но мотивировали они это свое желание не расчетами на свержение Временного Правительства и триумф большевиков, которые-де потом очень скоро провалятся под напором «здоровых элементов» русского народа, а, как раз наоборот, своею уверенностью, что в открытом бою большевики немедленно же будут наголову разбиты «верными долгу частями гарнизона». Правые, несомненно, мечтали (и не скрывали этого) о «сильной власти» в корниловском духе, но добиться этой власти они думали не тем, что свергнут Временное Правительство руками большевиков, а тем, что «спасут» его силами военщины и уже затем, как победители мятежа, продиктуют ему свою волю и преобразуют в своем духе. Они мечтали, словом, о том, чтобы теперь довести до конца то, что им не дала доделать ненавистная революционная (т. е. советская) демократия в июльские дни, то, что не удалось-из-за противодействия все тех же советских сил-в августе Корнилову.