Валерий Сойфер - Власть и наука

"Ведь если в современных условиях сорта выводятся в течение 10–12 лет, то "выкрасть" у природы 3–4 года — значит получить громадное достижение. Но говорить о сокращении сроков с 12–10 лет до -54-3 лет невозможно" (32).

Яковлев, как можно судить по опубликованному в газете отчету о совещании, не возразил уважаемому селекционеру, но уже следующего выступавшего, повторившего тезис о том, что новые сорта можно в лучшем случае получить "только через 10 лет", нарком срезал жесткой репликой:

"Нам некогда ждать 10 лет" (33).

Точно так же он начал "срезать" всех ораторов и на следующий день. Первым в это утро говорил Карпеченко. Его доклад был сугубо специальным, как специальной и изощренной была и его исследовательская работа. Теоретическая работа Карпеченко по преодолению нескрещиваемости разных родов растений была блестящей. Был открыт путь для их гибридизации. Теперь можно было ожидать, что в далеком, но все-таки в более близком, чем раньше все считали, будущем, генетикам удастся разработать для селекционеров арсенал чудесных методов объединения наследственных структур нужных видов, которым Природа придала свойство нескрещиваемости. Теперь этот барьер больше не казался непреодолимым. Но пока капусто-редька ничего сельскому хозяйству не дала и дать не могла. То, что воодушевляло тонко мыслящих специалистов, оставалось малопонятным практикам и совсем не интересно Яковлеву. Не привлекли интереса и другие слова Карпеченко "о задачах генетики, о десятках возможностей в этой области работы". Все эти возможности, пусть даже десяток, не позволяли поднять сбор зерна, хлопка, подсолнечника даже на один процент, и потому Яковлев начал "прижимать" Рокфеллеровского лауреата, сначала вполне благожелательно, а затем всё более и более нетерпеливо, желая добиться ответа на вполне конкретный вопрос:

"Яковлев: — Что бы вы сказали, если бы мы поставили перед вами вопрос, что можно сделать в течение ближайших лет для создания засухоустойчивых сортов пшеницы.

Карпеченко: — Нужно изменить природу растений, изучая эти признаки, о которых я говорю. Нужна техническая база.

Яковлев: — Базу мы вам дадим. Я заранее согласен на то, что вы просите. А теперь вы скажите, что можно сделать для того, чтобы повысить урожай наших полей, где и как нам искать контрнаступление на суховей?

Карпеченко: — Нужно "бракосочетать", во-первых, массу растений, а, во-вторых, генетиков, селекционеров, физиологов и климатологов. Думаю, что нужно это сделать путем самой теснейшей "увязки" существующих у нас лабораторий.

Яковлев: — Какую цель им нужно поставить?

Карпеченко: — Мне представляется, что нужно привести в порядок ботанику, выбрать возможно большее количество форм. А потом мы, генетики, будем говорить с другими научными работниками на эту тему. Мы можем взять генетику на себя, а все, что пойдет дальше, селекционер должен оставить за собой и прибавлять кое-что новое. Эта проблема очень сложная, но если мы возьмем очень большой масштаб и возьмем большое количество растений, будем систематически работать, то добьемся определенных успехов. Повторяю, эта проблема очень сложная: если мы хотим получить скрещивание засухоустойчивых форм, то должны работать путем получения первого поколения. Мы такого рода работу сейчас ведем, но определенных результатов пока еще нет. Проблема очень трудна" (34).

Каждый серьезный ученый ничего иного на месте Карпеченко сказать бы не смог. Вопрос, поставленный Яковлевым, не мог быть решен в те годы, как остается нерешенным полностью и сегодня. Так что слова Карпеченко были правильными и честными. Но один упрек ему все-таки сделать можно. Будь он более изощренным политиком, он, возможно, построил бы свой ответ иначе, категорично и авторитетно сказал бы, что нельзя перескакивать через нерешенные проблемы, закрывать на них глаза. Будь он осмотрительнее, он тем более должен был так говорить после речи Лысенко. Он мог бы догадаться, как ловко использует Лысенко свое вранье об уже достигнутых сорока процентах прибавки урожая, и дай Карпеченко ему отпор в таком преувеличении, или скажи Яковлеву, что не может идти по пути тех, кто несерьезно манипулирует цифрами и обещает несбыточное, он мог бы и сам выиграть в глазах наркома, и Лысенко на место поставить. Но этого не случилось. Георгий Дмитриевич туманно изъяснялся о будущих успехах, вроде бы и не отрицал их и что-то обещал, но всем было ясно, что никакой практической программы у него нет, что не дадут ни сегодня, ни завтра ни килограмма лишнего зерна его обещания говорить с ботаниками, селекционерами, другими учеными на какие-то отвлеченные темы. Ведь от слов "мы возьмем генетику на себя" у любого наркома, ждущего конкретных цифр, могло только расти раздражение, особенно учитывая тот факт, что здесь же сидел такой же молодой человек — Трофим Денисович Лысенко, не столь, правда, обласканный зарубежными профессорами и никакими премиями Рокфеллеров не увенчанный, но делающий конкретные дела, нужные Родине, такие дела, от которых душа согревается.